|
такая вежливость..."
- Нет, Николай Федотыч, откладывать не могу. Думаю, доберусь засветло и там
переночую.
- Пожалуй, и я проехал бы с тобой, но дел уйма. За строевую с нас шкуру снимут.
Надо тренировать. Придется сегодня же выводить командиров на плац. Да и вот
посмотри... - Гнездилов протянул надорванный пакет со следами сургучных печатей.
Гребенников осторожно вынул из пакета отпечатанное на машинке распоряжение, и,
пока читал, лицо его мрачнело, брови тяжело опускались на глаза.
- Как это понимать?
- Мало понимать, надо делать, - ответил Гнездилов. - Требуют сдать коней,
старое вооружение. Скоро, брат, пересядем на стального коня!
- А где этот стальной конь-то?
- Пришлют.
Раздумчиво почесывая висок, Гребенников снова нахмурился, потом достал папиросу,
хотя и медлил зажигать. Николай Федотович поднес ему спичку, но тот не стал
прикуривать, выждал, пока не погас огонек, и вздохнул.
- Странно получается, - сказал Гребенников. - Требуют сдать оружие, а нового не
дали. И до какой поры ждать?
- Им виднее. Наше дело выполнить приказ.
- Приказ-то приказом, да вот как бы мы на бобах не остались... Время не то.
- Ах, ты вон о чем, - усмехнулся Гнездилов. - Но бояться этого нечего... Там
люди тоже с головами сидят.
- Есть такая поговорка: "На бога надейся, а сам не плошай". Мы порой, сами того
не подозревая, неверными действиями себе же вред наносим.
- Какой вред? - Николай Федотович вскинул жесткие, торчащие брови.
- А вот посуди, - продолжал Гребенников. - Иной начальник плесенью обрастает, а
мы ходим вокруг него, как возле индюка, и страшимся не то что одернуть, а слово
против обронить.
Гнездилов хотел было спросить, кто именно обрастает плесенью, но выжидающе
промолчал. Хотя и верил он, что не найдется против него подобных улик, все же
уточнять не решился - всякое может брякнуть. В душе он по-прежнему неприязненно
относился к Гребенникову. Деланно улыбаясь, он спросил:
- Что же ты предлагаешь?
- Пожалуй, надо в округ написать... А может, прямо и к наркому обратиться...
- По какому поводу?
- А вот по такому, что за сургучными печатями скрыто, - сказал Гребенников и
кинул на стол пакет.
- Вопрос этот щепетильный. Взвесить надо, взвесить, - заметил Гнездилов вставая.
- Ну, не буду тебя задерживать, поезжай. И построже там... Да, кстати, я
разработал мероприятия после инспекции... Возьми с собой. - Гнездилов порылся в
папке, подал густо напечатанный текст на тонкой папиросной бумаге.
Гребенников, довольный, что новогодняя история кончилась мирно, порывисто вышел
из кабинета.
...Часа через два Гребенников выехал. Погода была обычной: умеренный морозец,
легкий ветер заметал в переулки снег, дымком курившийся возле изгородей. Но
стоило Гребенникову выехать в открытое поле, как закружилась метель. Тугой,
рывками бьющий ветер гнал и гнал по равнине волны снега, переметая дорогу.
Потрепанную, дребезжащую "эмку" продувало насквозь; она то непослушно скользила
по наледи, то зарывалась в сугробе, и тогда мотор так натужно ревел, что машина
дрожала как в лихорадке.
Нельзя было ожидать, что метель скоро утихнет. Гребенников подумал: "Стоило ли
пороть горячку - ехать к такую стужу?"
Машина с трудом пробилась до опушки леса, а дальше - ни пройти, ни проехать.
Дорогу совсем занесло снегом.
- Проезда нет, товарищ комиссар, - сокрушенно сказал водитель.
|
|