К его радости, бойцы работали споро, и, хотя команда была та же, полковник 
воздержался от разноса. "Начни ругать, так руки опустят. Смотр мне сорвут", - 
благоразумно решил он и удалился с плаца. 

...Строевой смотр начался в назначенное время - в одиннадцать часов утра. На 
импровизированную трибуну, наскоро сбитую из досок, поднялись инспектор штаба 
Западного округа генерал-майор Ломов, представитель генштаба полковник Демин и 
полковой комиссар Гребенников. 

Справа, в десяти метрах от трибуны, расположился дивизионный духовой оркестр. В 
его составе было семь трубачей и один барабанщик. Дирижировал худой седенький 
старшина в куцей шинели и глянцевитых крагах. 

Командир дивизии Шмелев, одетый в кожанку с барашковым воротником, в смушковой 
папахе, красиво заломленной назад, не спеша поднялся по скрипучим ступенькам, 
вскинул руку: 

- Товарищ генерал! По вашему приказанию дивизия для строевого смотра построена! 


- Все готово? - глянул из-под роговых очков генерал. 

- Так точно! Прикажете начинать? 

- Начинайте. 

Комбриг Шмелев махнул рукой. Оглушительно звякнули медные тарелки, ударил 
барабан, оркестр заиграл марш. По рядам и колоннам из края в край прокатилась 
команда: 

- К торжественному маршу! По-ротно! Первый батальон прямо!.. Остальные 
напр-р-р-раво! Ша-гом... арш! 

Под сотнями ног загудел плац, лес штыков качнулся и двинулся вперед. Держа 
строгое равнение направо, полки дивизии - рота за ротой, батальон за батальоном 
с криком "ура!" проходили мимо трибуны, над которой развевалось красное 
полотнище с надписью: "Выше уровень строевой подготовки!" 

Когда проходили первый и второй батальоны, генерал Ломов довольно улыбался. От 
нахлынувшего восторга он Даже покачивался на носках в такт музыке, словно сам 
шел в строю. Но вдруг лицо его помрачнело, в серых выцветших глазах мелькнул 
гнев. 

- Черт знает что такое! Вы посмотрите, посмотрите на этот строй! На что похоже? 
Как это назвать? 

Шмелев присмотрелся, куда указывал пальцем генерал, и увидел знакомую картину. 
У одного бойца размоталась обмотка, на нее то и дело наступал идущий сзади, и 
бедняга, сгорая от стыда, шагал, как спутанная лошадь. Радуясь за бойца, 
который даже в этом трудном положении не нарушил строя, не подвел товарищей, 
Шмелев улыбнулся. Это заметил генерал. 

- Чему вы радуетесь? Плакать надо! - язвительно процедил он сквозь зубы. 

- Да, - вздохнул Шмелев. - Вы правы, товарищ генерал. Грустно смотреть на 
солдата в обмотках. Сапоги бы пора... 

- Сапоги? Лапти им, а не сапоги. В сапогах уметь надо ходить. А это что за шаг, 
что за хождение? Ног ни черта не слышно. А оркестр? Вы послушайте, что играет 
этот оркестр? Вместо военного марша, краковяк какой-то. Дирижера ко мне! 
Ди-ри-же-ра! - трубным голосом закричал генерал. 

Дирижер наметом кинулся к трибуне, запыхавшись, взбежал по ступенькам, поднес 
трясущуюся руку к ушанке. 

- Т-т-то-варищ ге-ге-не-рал! Д-д-ди-рижер д-д-дивизии... я-я-вил-ся! 

- Вы что играете? Потешить нас захотели? 

- М-м-арш. "Г-г-ге-рой", т-то-варищ ге-ге-нерал. 

- Какой, к дьяволу, герой, когда это краковяк, смешанный с панихидой! Марш мне 
играть! Марш! Настоящий - суворовский, военный. Чтоб за душу брало, чтоб ноги 
сами шли. Понятно? 

- Т-т-так т-т-точно! П-п-п... 

- Ступай на место! - махнул рукой генерал. - Распыкался тут... Играть надо, а 
не пыкать.