- Мы оба виноваты, - неожиданно встав, проговорил Жуков. - Оба оказались под 
гипнозом... - и кивнул на портрет Сталина. 

Тимошенко слегка побледнел от резкости этих слов. Второпях заметил: 

- Не советую вольничать. 

Оба посуровели и замолчали. 

Тимошенко снова заглянул в окно: ему не терпелось скорее пережить эту 
неспокойную ночь, и когда лучи света брызнули в глаза осколками, он вдруг 
заулыбался и проговорил раскатистым басом: 

- Ни черта не случилось! Покой и мир. Досужие слухи... Никакой войны... - 
Тотчас подумал о донесениях, которые шли из приграничных округов, сказал с 
недовольством в голосе: - Возможно, напрасно мы давали предупреждающую 
телеграмму... Паникеры там, на местах. Трезвонили во все колокола: "Война у 
порога!" Где она, эта война? Где? Лечить надо наших военных, особенно крупных 
рангов, от мании преследования. В корне пресекать! И ты... - нарком взглянул на 
Жукова, - тоже вбил себе в голову, что война близится. Не злись. Вспомни, как 
прогнозы сеял: зачем немецкую комиссию впустили на территорию Прибалтики? Что 
ей там делать? Немцы могилы первой мировой войны отыскивали, а тебе мерещилось, 
что они рекогносцировку проводят... Урок для них. Пусть попомнят, глядя на эти 
могилы... - Тимошенко зевнул, и сон навалился на него сразу. Тяжелый 
предутренний сон. 

Семен Константинович уже собирался было заявить, что пора бы нам разъехаться на 
покой, как зазвонил телефон, и среди батареи аппаратов нарком отыскал и снял 
нужную трубку, вначале услышал хрип, треск, похожий на громовые разряды, потом 
слушал, хмурясь, ни слова не говоря в ответ и бледнея. 

- Война... - наконец выдохнул он и весь как-то съежился. С минуту он стоял, 
онемев и совсем потерявшись. 

- Звоните Сталину, вы нарком... - подчеркнул Жуков, видя подавленность 
Тимошенко. 

Но Семен Константинович едва сдвинулся с места и присел, - нет, повалился на 
кресло, вдавив растопыренные пальцы в голову. 

Комкая в груди тревожное смятение, Жуков снял белую трубку телефона, 
связывающего с дачей Сталина, и, назвавшись, попросил: 

- Позовите товарища Сталина. 

- Спит. Приказал не будить, - ответил генерал, личный телохранитель Сталина. 

- Немедленно разбудите! - уже со строгостью, не терпящей возражений, проговорил 
Жуков. 

- Не имею права. 

- Я требую... Началась война!.. 

Минут семь в трубке стыло нервное, до предела напряженное молчание, потом, 
наконец, отозвался знакомый, но вялый спросонья голос. 

- Докладывает начальник генштаба, - сказал Жуков. - Немцы сегодня в три часа 
тридцать минут совершили нападение. 

- Что, что? - переспросил Сталин дрогнувшим голосом. 

- ...Начали войну против Советского Союза. Прошу дать разрешение приграничным 
округам начать боевые действия против немецких войск. 

Долго, очень долго не было никакого ответа. В трубке слышалось тяжелое дыхание. 
Только минуты через две-три Сталин сбивчиво передал, чтобы вызвали кого следует.
.. 

В четверть пятого в кремлевском кабинете собрались члены правительства. Сюда 
прибыли Тимошенко и Жуков. В руках у начальника генштаба длинный сверток карты 
с уже нанесенной обстановкой боевых действий. Развернув карту, Жуков положил ее 
на стол, и, когда прибыл Сталин, он встал и приготовился докладывать. Сталин 
шел через кабинет к столу согнувшись, будто придавленный непомерной тяжестью. 
Он как-то сразу постарел. Жуков глядел ему вслед, видел выпиравшие из-под 
поношенной тужурки лопатки, худую шею, но сейчас не сочувствие, не боль вызвал 
в нем Сталин. "Умный политик, опытный дипломат, а дал себя обмануть. И нас всех 
ввел в заблуждение", - подумал Жуков. 

Задыхаясь от обиды и злости, начальник генштаба начал докладывать, что