"Нет, это успокоение ложное, сущий обман. Война стучится в двери", мысленно 
возразил Демин и поморщился; кто-кто, а уж он, работник генштаба, знает 
истинное положение. 

Возбужденные разговоры все о том же - о сообщении ТАСС - велись и в стенах 
штаба. К Демину, догнав его в длинном, отделанном под дуб коридоре, обратился 
начальник секретной части, индендант 1-го ранга Лозовой. Когда-то они начинали 
службу в одном полку, стоявшем в Ельце, и поныне часто встречались, обо всем 
говорили откровенно и начистоту. 

- Читал опровержение? Вот дела-а! - сказал Лозовой и почему-то даже присвистнул.
 

Илья Данилович взглянул на него испытующе. Интендант легким прикосновением 
пальцев поглаживал лысину, прикрытую прядкой реденьких волос. 

- И ты считаешь, правильно мы опровергли? - напрямую спросил Демин, когда они 
вошли в кабинет. 

- Начальству виднее. Там, наверху... - Лозовой кивнул куда-то вдаль за окно. 

Демин нахмурился, потом, постучав согнутыми пальцами по столу, поднялся. 

- Значит, им виднее? - уныло спросил он и добавил упавшим голосом: Что делается.
.. 

Лозовой не отступал, хотя в голосе его слышалась притворная насмешка. 

- Выше головы не прыгнешь, Илья Данилыч. Какого же ориентира думаете 
придерживаться? 

- У нас, военных, ориентир один: держать порох сухим и в случае чего дать кому 
следует по зубам. Нужны действия. Да-да, действия! 

- Куда ты клонишь - в войну ввязаться? - Лозовой в упор посмотрел на товарища. 

- Война нам не нужна, - возразил Демин. - Но если пахнет ею, надо не сидеть 
сложа руки, не ждать, когда тебя стукнут, а самим... 

- Загнул, Илья Данилыч, - перебил Лозовой. - Уж больно ты воинственный! 

- Как это - загнул? Они лезут, а мы будем перед ними шапки ломать? Демин отошел 
к окну, постоял, заговорил, рассуждая как бы сам с собой: 

- Мы хотим кого-то убедить, что с немецкими фашистами у нас мир и лад... Но это 
же видимость благополучия. Нет худшего зла, как выдавать плохое за хорошее. 
Вспомним четырнадцатый год. Как известно, война началась при прекрасных 
отношениях с немцами. Еще бы! Ведь императорский двор был засорен немцами. 
Императрица ела русский хлеб, а духом была немкой. Николай и Вильгельм в 
переписке обращались друг к другу не иначе, как: "Брат мой..." А что в 
действительности получилось? - Демин взглянул в глаза собеседнику. - Немцы 
развязали войну, и нам пришлось кровью расплачиваться. Вот тебе и распрекрасные 
отношения... Теперь у нас тоже вроде бы полюбовные связи: кормим немцев хлебом, 
даем нефть, зовем в гости и даже в таких вот официальных заявлениях, как 
сегодня, заверяем в верности. Эти отношения, дорогой мой, построены на песке. 
Не будь я жилец на земле, если ошибусь: фашисты точат против нас зубы. А то, 
что мы создаем видимое благополучие в отношениях, этим себя же обманываем, 
проще говоря, убаюкиваем. 

Лозовой уныло усмехнулся, не возразил ему, но вышел медленно, раза два 
оглянулся, прежде чем закрыть за собой дверь. 

В стенах генштаба, где казалось бы, всякое вольное излияние чувств исключалось, 
подобные - острые и открытые - споры велись нередко. Офицеры сходились у 
кого-либо в комнате и наперебой, с пеной у рта доказывали друг другу, что Лига 
Наций - это сборище праздных людей, занятых переливанием из пустого в порожнее, 
что дипломатия только наводит тень на ясный день; одни утверждали, что дни 
Англии сочтены, немцы вот-вот высадятся на островах, другие, наоборот, заверяли,
 что англичане отведут от себя войну, так как любят таскать каштаны из огня 
чужими руками. 

Когда надоедали разговоры о политике, переходили к спорам чисто житейским: надо 
ли командиров обучать танцам или почему привычку человека держать вилку в 
правой руке кое-кто считает признаком дурного тона. 

В такие споры Илья Данилович не ввязывался. Что же касается хода военных 
событий, то у него было твердое свое суждение, тут он горячился без малейшего 
снисхождения и уступок. Он нередко выезжал в округа, а с наступлением весны 
командировки участились. Это давало ему право судить о явлениях трезво, как