откуда, собственно, и взялся он, Гитлер, и национал-социалистская партия... 

- Защищать империю и партию - что может быть выше и почетнее для немецкого 
солдата? 

Так вот зачем Гитлер позвал с фронта командующих в далекий Мюнхен! Назначая 
сбор фельдмаршалов и генералов, коим предстоит решать стратегической важности 
операцию, Гитлер хотел даже местом встречи подчеркнуть, насколько это важно, и 
пусть все еще раз проникнутся духом и устоями нацизма и третьего рейха. 

Через месяц с лишним - 15 апреля - Гитлер издал оперативный приказ номер шесть, 
который гласил: 

"Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление "Цитадель" - 
первое наступление в этом году. 

Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и 
решающим успехом. Наступление должно дать в руки инициативу на весну и лето 
текущего года. 

В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с 
величайшей тщательностью и энергией. На направлении главных ударов должны быть 
использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое 
количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан 
проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском 
должна явиться факелом для всего мира..." 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 

С того часа, как попал в плен, Степан Бусыгин сокрушался, поругивая себя, что 
дурное беспамятство стало виною всему, и утешался лишь тем, что видят еще глаза 
и дышит грудь. Он полагал, что, пока жив, из любого положения можно выйти, было 
бы только желание. Его положение было подобно положению пойманного и 
посаженного в клеть таежного зверя. Правда, соображал он, положение зверя 
гораздо лучше, чем его: того хоть и держат взаперти, зато кормят и поят. А тут 
со вчерашнего дня ни глотка воды, ни крошки хлеба в рот не брал. "Когда же они, 
негодяи, покормят? Измором хотят взять", - подумал Бусыгин. 

Еще раньше, до плена, он не раз видел своими глазами, что немецкие фашисты 
жестоки, для них нет запрета, и ничего не стоит им довести до полного 
изнеможения, а потом пустить в расход советского солдата. Но пока его оставили 
в живых, хотя уже за одно то, что он вызывающе вел себя на допросе в штабе 
Паулюса, могли пустить пулю в лоб, и это было чудо, что еще не расстреляли. 
Степан, однако, чувствовал, что ему доведется немало хлебнуть горя, и это 
нетрудно было понять, когда, вытолкнув из штаба, конвоир-эсэсовец подвел его к 
сараю: прежде чем впихнуть туда, к нему, Бусыгину, подошел, судя по витым белым 
погонам на плаще, какой-то начальник, ощупал его упруго выпирающие бицепсы, 
постучал кулаком о грудь, смерил глазами рост - высок, могуч! - и, деланно 
усмехнувшись, проговорил гортанно-радостно: 

- Работай?! Русишь медведь, работайт! 

Из этих слов Бусыгин понял, что расстреливать не будут, на тяжких работах 
постепенно вытянут из него все жилы. 

Ночь он провел в сарае, на источенной мышами трухе; ныла от побоев спина, 
незажившая рана в боку; губы пересохли и полопались от жажды. Почти ночь 
напролет ворочался, и лишь под утро свалил его мертвецкий сон. 

Отлеживаться ему в сарае долго не дали. Через два дня спешно, будто на пожар, 
выгнали из сарая и повели. Кругом действительно горело и взывало о помощи. Так 
по крайней мере казалось Степану с его ощущением силы в руках-кувалдах. Он знал,
 что линия фронта менялась в последнее время. И думалось: не будут его держать 
поблизости от передовой, погонят куда-нибудь в глубокий тыл, если вообще не в 
самую Германию, где, говорят, в дармовой силе нужда. 

Но каково было удивление пленных, когда колонну повернули снова к линии фронта 
и километров десять вели вдоль, под грохот артиллерийской перестрелки, пока она 
не зашла в подлесок, впадающий в голую долину выступом. "Чего-то они затевают, 
- соображал Бусыгин. - Уж не погонят ли в атаку впереди своей цепи?" 

Оказывается, долина, ранее оставленная советскими войсками, была заминирована, 
и немцы расставили густой цепью пленных и погнали через долину, чтобы их телами 
снимать мины. Степан Бусыгин, как узнал об этом, гневом вскипел, тело свела 
судорога. 

- Варвары! Иезуиты! - только и выговорил он трясущимися губами. 

- Держись, браток, за меня. Иди рядом, - услышал он сбоку предостерегающий 
шепот. - И глазами не забывайся!