Именем короля под предлогом созыва совета короны вызвали по телефону во дворец 
и тут же арестовали военного министра, министра внутренних дел, главного 
инспектора жандармерии, начальника полиции города, всех, кто прислуживал 
Антонеску и германскому диктатору. 

Решившись на этот смелый шаг, молодой, не нюхавший пороха король, однако, 
испытывал страх. Он знал, что в ночь с 23 на 24 августа в Бухаресте началось 
восстание. Теперь оружие повернуто против германских войск. Сквозь слуховое 
окно король улавливал частые выстрелы. Ему мерещилось, что с минуты на минуту 
вломится в кабинет немецкая солдатня и арестует его, короля... 

Через несколько часов генерал-адъютант доложил, что прибыл германский посол фон 
Киллингер и просит аудиенции короля. 

- Если просит, то введите, но не одного... Будьте и сами наготове. 

Войдя (следом за ним вошли члены нового кабинета), германский посол какое-то 
время постоял, закусив губы. Лицо его сделалось пепельно-бледным и злобным. 

- Где маршал Антонеску? - вызывающе бросил посол, глядя на короля исподлобья. 

Король ответил, что Антонеску смещен. И тут же были представлены послу новый 
председатель совета министров и новый министр иностранных дел... Новый министр 
иностранных дел не преминул изложить германскому послу причины, вызвавшие выход 
Румынии из войны. Король Михай заявил, что, как Гогенцоллерн, он сожалеет о 
случившемся и что он просит передать германскому правительству его просьбу 
вывести немецкие войска из Румынии. 

Фон Киллингер взъярился. Отбросив всякий дипломатический этикет, он рванулся 
вперед, готовый, кажется, задушить короля. Германский посол ударил кулаком по 
столу, угрожая, что немецкие войска потопят страну в крови, и ушел, хлопнув 
дверью. 

Переполох во дворце нарастал. 

Между тем пламя восстания в городе разгорелось. Площади и улицы сотрясали 
грохот бомб, взрывы снарядов, захлебистый стук автоматных очередей... 

Бурлящий Бухарест. Клокочущий Бухарест. 

Немецкие бронированные части пытаются пробиться к центру города. Немцы 
обстреливают город из тяжелых орудий. Немецкие самолеты с черными крестами на 
подбрюшье - когда-то эти кресты ласкали глаз и румынского солдата - бомбят 
Бухарест, бомбят нещадно, варварски. Это вчерашние-то союзники и друзья!.. 
Какие же они друзья - тылхари!* 

_______________ 

* Т ы л х а р и - разбойники (рум.). 

На пути немецких солдат и бронированных машин баррикады - из камня, мешков с 
песком, из бревен и металла - растут и растут. 

Немецким солдатам-оккупантам тесно. Их лихорадит до смертного ужаса. Из 
подворотен и с балконов на их головы летят гранаты, из окон полосуют струи пуль,
 гремят прицельные винтовочные выстрелы. 

Там и тут слышатся стоны умирающих. Бывшие свои - румынские солдаты нещадно 
бьют теперь чужих немецких солдат. Такого оборота дела ни немцы, ни румыны не 
могли и вообразить. 

Напор озлобленных германских солдат с помутневшими от бессилия глазами не 
ослабевает. Лезут остервенело и в ярости отчаяния не щадят ни зеленых кварталов 
Бухареста, ни красивых домов, ни его жителей... Все должно быть сметено, залито 
кровью - таков приказ Гитлера, а приказам немецкий солдат послушен больше, чем 
голосу матери и разума. 

Баррикады сражаются. 

Умирает на залитой солнцем площади пришедший сюда прямо от станка в замасленной 
блузе румынский рабочий. Рядом с ним умирает рано поседевший коммунист, 
вышедший из сигуранцы. На его полосатой одежде так и остался тюремный знак и 
цифра, заменявшая ему имя. И было страшно товарищам, ставшим на их место, 
глядеть и думать, что и коммунист и рабочий, лежащие рядом, уже никогда не 
поднимутся и не обнимут своих недолюбленных жен и осиротевших детей. 

Восстание длится день и ночь. День и ночь. 

- Какое сегодня число? - спрашивал черноволосый, в обгорелой кацавейке юноша.