хлебнуть горя. Фронт продвинулся к вашей территории. Читала я, бомбят Германию 
американские "летающие крепости". 

Женщина-врач пощупала пульс у фельдмаршала. Помрачнев, вдруг сказала: 

- Что-то сегодня ваше сердце мне не нравится. - И, велев приподнять рубашку, 
начала прослушивать сердцебиение. - Вам нужно перебороть себя, совсем не 
нервничать. - Она дала ему выпить лекарства, выписала настой валерианового 
корня, который наказала пить три раза в день. - Это лекарство из трав, совсем 
безвредно. Попринимайте, сразу почувствуете облегчение. 

Врач ушла, пожелав ему здоровья. 

"Все-таки гуманны русские, отходчивы", - подумал Паулюс, обвел глазами комнату, 
увидел висящий в шкафу мундир с Рыцарским крестом с дубовыми листьями, вновь 
подумал: "В какой бы другой стране и какая армия разрешила отклонившим 
капитуляцию носить собственное обмундирование, да еще и награды? Только русские 
способны на это великодушие". 

И как ни хотел он забивать голову думами, как ни отгонял от себя мысли, клубком 
разматывалась нить воспоминаний. Стояли перед глазами, наплывали видения: 
развалины города, и черный снег от пепла, и горы закоченевших трупов... Как 
тень, как собственная тень, преследуют его по пятам призраки мертвых. Каждый 
день, каждый месяц, вот уже больше года... Всю жизнь будут преследовать. 
Избавиться от кошмара - значит умереть. И Шмидт не перестает зудеть, 
подталкивает к самоубийству. 

"А собственно говоря, почему я должен стреляться? Кому доставлю удовольствие? 
Кому? Этому "злому духу" Шмидту? И он будет рад всю вину потом взвалить на 
мертвого командующего... Так кому же нужна моя смерть? Фельдмаршалу Манштейну, 
который так и не пробился со своими войсками из Котельникова и - достоверно 
известно - очень скоро бежал с Дона от преследования русских войск, бежал за 
Днепр... Мой труп нужен на потеху Герингу, браслетному тузу, который клялся 
фюреру проложить воздушный мост до Сталинградского котла, клялся не дать ни 
одной бомбе упасть на Германию, - мыльные пузыри пускал этот Геринг!.. 
Стреляться ради престижа фюрера, чтобы он потом сказал несколько патетических 
тирад в честь и за упокой души командующего-жертвенника..." 

- Нет и нет! - вслух проговорил Паулюс, встал, подошел к окну, вгляделся. Земля 
меркла в ночи, только далеко-далеко мигали рассыпанные по небу звездные огни. 
Много огней. Оттуда, казалось, исходило тепло. От огней... 

Какой же путь избрать? Ах да, Вильгельм Пик. Сед как лунь, но еще полный 
энергии и будто начиненный динамитом. И умеет убеждать, знает логику борьбы... 
Таких людей, наверное, закаляет сама борьба. Паулюс чувствовал, что Вильгельм 
Пик что-то перевернул в нем. Заронил зерно. Совершил в нем внутренний надлом. 
Правда, Паулюс все еще презрительно относился к коммунистам, тем паче к 
немецким, считая их бегство из фатерлянда потерей престижа и чести. Но это 
скорее было предубеждение, а не убеждение Паулюса. Стереотип мышления мешал ему 
разобраться именно в логике борьбы. 

В действительности же Вильгельм Пик правильно поступил, не раз и не два 
навестив его. Заходил ради него, фельдмаршала, чтобы вывести на путь истины, 
ради спасения нации... Но что же все-таки сделать, какой путь найти, - не 
сидеть же ему, Паулюсу, сложа руки и ждать, когда империя превратится в пыль на 
ветру... 

Паулюс захотел видеть полковника Адама - ни с кем не мог откровенно поделиться, 
только с ним. Самому Адаму казалось, что он обидел своего господина 
фельдмаршала, когда сказал о наездниках, и некоторое время намеревался не 
навещать Паулюса. Но позвал его сам фельдмаршал. Адам входил в комнату несмело, 
ожидая резкой отповеди. Крупный, высокого роста, с волевым лицом, изборожденным,
 как у шахтера, въедливыми сизыми крупинками, полковник и здесь, в плену, 
побаивался фельдмаршала, внутренне чувствовал некую зависимость от него и 
платил ему послушанием. 

- Адам, - заговорил примирительным тоном Паулюс. - Начертите Мне карту. 

- Какую карту, господин фельдмаршал? - подивился Адам. 

- Покажите линию расположения войск. Движение русских советских армий, ну и 
этих англосаксов... И чтобы без ложного лоска, как есть. 

Адам хотел уже выйти, но спохватился: 

- Извините, господин фельдмаршал, каким цветом изволите изобразить на карте 
наши войска и русские? 

Паулюс не сразу понял смысл вопроса и, наконец догадавшись, ответил: