– «мессершмитты». Они добьют. Устанавливаю курс на юговосток, в обход Кишинева.
 Здесь наступают, как мне известно, румынские войска. Самолет летит на малой 
скорости, мотор работает с перебоями и по фюзеляжу слева тянутся к хвосту 
струйки масла и воды. Стрелки приборов показывают максимальную температуру. 
Скоро мотор остановится, а подо мною заросшие лесом холмы и ни одной поляны. 
Внимательно всматриваюсь, ищу, где бы приземлиться с убранным шасси. Вот вдали 
показалась большая долина с речкой… Решаю садиться там. Надо обезопасить себя. 
Очки сдвинул на лоб, чтобы стеклами не повредить глаза. Подтянул плотнее 
привязные ремни.
      Стрелки указателя температуры масла и воды с максимальных показаний упали 
на ноль. Все! Сейчас мотор заклинится. С трудом переваливаю через холм в долину 
и осторожно доворачиваю самолет вдоль нее. И вижу:
      по дороге движется длинная колонна автомашин и пушек противника. Сразу же 
понял, что это шоссе от Хуши на Кишинев.
      Говорят, что при смертельной опасности, если не терять хладнокровия, 
рождается единственно правильное решение. Так произошло и в данном случае. Я 
понял, что надо перетянуть через колонну и речку, через заросший лесом холм
      – только там мое спасение.
      Больше рулем поворота, чем креном самолета, разворачиваюсь поперек дороги 
и речки. К моему счастью, мотор уже «на последнем вздохе» перетягивает самолет 
через долину. Над холмом услышал резкий скрежет и удары
      – в моторе чтото лопнуло.
      Но и в эти мгновения мозг работал четко, руки действовали уверенно. 
Выключил зажигание, чтобы предотвратить пожар при ударе о землю. Бросив ручку 
управления, упираюсь руками в приборную доску. Весь напрягся.
      Истребитель плашмя падает в лес. Удар… И я потерял сознание.
      Очнулся. Чувствую, что жив. Первая мысль – где немцы? Мгновенно 
освобождаюсь от привязных ремней и лямок парашюта. Пересиливая жгучую боль в 
ноге, с трудом выбираюсь из кабины и заряжаю пистолет. Здесь выбора не будет: 
лучше застрелиться, чем попасть в плен. Осматриваю пистолет, а сам 
прислушиваюсь. Утренняя тишина нарушалась только разноголосым пением птиц и 
отдаленным урчанием автомашин под холмом. У меня две обоймы патронов. Жизнь 
надо отдать подороже. А сейчас – срочно уходить отсюда!
      С сожалением и благодарностью я глянул на разбитый боевой самолет. 
Валялись по сторонам крылья и задняя половина фюзеляжа. «Миг» верно служил мне 
с самого начала войны. Да и сейчас он принял удар на себя, спас мне жизнь. 
Прощай, мой боевой друг!..
      По солнцу и часам определяя направление, я весь день пробирался на восток 
по лесу, по полям кукурузы и виноградникам к Днестру. Надо было успеть выйти 
туда до создания противником сплошной линии фронта. Наступила ночь.
      Нога болела, но двигаться было можно. Сделал короткую передышку. Потом 
оглядел небо, нашел Полярную звезду. Сориентировался и двинулся в путь. Уже за 
полночь вышел на тропу. Она вела меня по высокому берегу речушки. Вдруг увидел 
впереди себя силуэт человека. В ту же секунду оступился и сорвался под обрыв на 
поврежденную ногу. В ярости от боли, забыв об осторожности, направился с 
пистолетом в руке к силуэту. Оказалось, принял за человека распятие Христа. В 
тех местах – это не редкость. А идти стало еще труднее. Каждый шаг отдавался 
резкой болью. Надо было искать какойто транспорт. С таким повреждением я 
далеко не уйду.
      А утро уже вступило в свои права. Медленно шагая, внимательно осматриваю 
местность. Впереди вижу человека. По заплатанной одежде определил, что передо 
мною бедняк. Этот не выдаст. Направился к нему. Недалеко видно село. Подошел к 
крестьянину.
      – Здравствуйте!
      – Здравствуйте! – И смотрит на меня с испугом.
      – Не бойтесь. Я советский летчик. В селе немцы есть?
      – Нет.
      – А из руководителей сельсовета ктонибудь есть?
      – Никого. Уже с неделю, как все уехали.
      – Можете показать, где располагался сельсовет?
      Молдаванин показал мне дом под красной железной крышей, хорошо видимый с 
возвышенности, где мы находились. Тут я увидел, что недалеко, в траве, сидит 
девочка, дочурка крестьянина. Она смело поднялась, принесла сумку с едой. А я 
ведь сутки ничего не ел. Кукурузный хлеб, дикие груши показались мне 
необыкновенно вкусными.
      С трудом дошел до бывшего сельсовета. На колоде около дома сидело 
несколько мужчин. Беседовали. Увидев меня, замолкли. Поздоровавшись, попросил 
отвезти меня к железнодорожной станции. Они заговорили разом, ссылались, что 
это опасно, да и лошадей нет. Пришлось напомнить, что время военное, что я еду 
не по личным делам. Нашлась пара лошадей, таратайка.
      Лишь под вечер мы с молдаванином подъехали к станции Кайнары. Но 
обслуживающие ее железнодорожники убыли в тыл еще пять дней тому назад. 
Безлюдье. Что делать? Куда дальше двигаться? С горечью смотрел я на обгоревш