Метеорологи принесли ко мне в землянку последнюю синоптическую карту. 
Циклон бушевал на всём фронте. Замысловатые значки снегопадов, туманов, низкой 
облачности и самого худшего, что может быть в полёте, – обледенения, – рисовали 
завтрашний день, как день совершенно нелётный. Но всё же техникам было отдано 
распоряжение прогреть моторы, проверить оружие, подготовить машины к вылету. Из 
наиболее опытных лётчиков, мастеров слепого полёта, были составлены группы 
охотников. Мы не могли безучастно сидеть на своей площадке и дожидаться, пока 
выглянет солнышко, а ветер развеет нависшую над Вислой муть, в то время как 
наша артиллерия, пехота и танки будут биться с врагом. Мы обязаны были помочь 
им всем, что только в наших силах. Так повелевал воинский устав, присяга, долг 
каждого лётчика.
      В пять часов утра 12 января, когда ещё было совсем темно, заговорила наша 
артиллерия. Линия вражеских позиций осветилась вспышками разрывов снарядов и 
мин. С нашего аэродрома на низком, тёмном небе были видны отблески сильного 
артиллерийского огня.
      – Начали, – торжественно сказал ктото из штабных офицеров, всматриваясь 
в сторону фронта.
      Вражеские позиции накрыл огненный смерч. Прорываясь через облачность, в 
войсковые тылы противника проникали мелкие группы наших штурмовиков и 
бомбардировщиков. А затем, когда тому пришло время, на штурм неприятельской 
обороны устремились танки и героическая советская пехота.
      Как мучительно переживали наши лётчики, что изза нелётной погоды они не 
могут действовать в полную силу! Никто не уходил с аэродрома. Пилоты осаждали 
меня просьбами выпустить их в воздух. Коекому, вероятно, казалось, что я 
излишне осторожничаю, боюсь взять на себя ответственность за возможную аварию 
или поломку.
      Мне тоже хотелось в воздух. Но моя ответственность как командира 
заключалась как раз в том, чтобы сохранить силы к нужному моменту. Немцы ведь 
тоже, прижатые к земле облачностью и туманом, сидели на своих аэродромах. На 
поле боя не появлялся ни один вражеский самолёт. Мы, истребители/ должны были 
быть готовыми достойно встретить их, как только чуть прояснится погода, и они, 
конечно, попытаются задержать наше наступление ударами с воздуха. Вот почему, 
хотя и уверенный в лётных способностях большинства лётчиковгвардейцев, я 
выпускал их в воздух одиночками или парами, ставя ограниченные задачи. Это, 
помимо всего прочего, имело и чисто моральное значение.
      Вылеты в сложной метеорологической обстановке протекали успешно. Каждому 
из них предшествовала солидная штурманская подготовка, исключавшая потерю 
ориентировки и другие неприятности. Здесь, в эти дни, мы лишились одного 
отважного лётчика, моего кубанского воспитанника – Жердева! Каждый из нас 
тяжело переживал безвременную гибель боевого товарища, лётчика, входившего в 
плеяду наиболее одарённых, умелых, преданных Родине воздушных бойцов.
      В свободной охоте Над южной Польшей Жердев наскочил на сильное зенитное 
прикрытие объекта атаки. Малая высота не позволила ему совершить энергичный 
манёвр. Атакуя цель, он был сбит прямым попаданием вражеского снаряда.
      Наступление войск нашего фронта развивалось успешно. В прорубленные 
артиллерией и пехотой ворота во вражеской обороне влились крупные танковые 
соединения, с которыми мы взаимодействовали. Выполняя план Ставки Верховного 
Командования, в бой вступили войска 1го, 2го и 3го Белорусских фронтов. 
Советская Армия теперь наступала в Восточной Пруссии, северной, центральной и 
южной Польше. От немцев уже была освобождена Варшава.
      Синхронность действий четырёх наступающих фронтов, последовательность 
могучих ударов пехоты, танков и артиллерии, целеустремлённость ударов авиации, 
выгадывающей для полётов каждый час, привели к тому, что весь 
тысячедвестикилометровый оборонительный вал немцев стал трещать и разваливаться.
 С каждым днём увеличивалась глубина проникновения наших танковых клиньев в 
неприятельское расположение. На шестой день наступления войска нашего фронта, 
пройдя с боями около полутораста километров, изгнали врага из Ченстохова. 
Сражение охватило огромное пространство.
      Что случилось с немцами, где были их силы, почему, имея солидную технику, 
хорошо подготовленные рубежи обороны, они терпели поражение? Ответ следовало 
искать в возросшем мастерстве солдат, офицеров и генералов нашей армии, которые 
научились громить и уничтожать врага по всем правилам современной военной науки.
 Несколько позже, оценивая усилия советских воинов в этой беспримерной по 
размаху, глубине и темпам операции, товарищ Сталин сказал: «Наше зимнее 
наступление показало, что Красная Армия находит новые и новые силы для решения 
всё более сложных и трудных задач».
      С того дня, когда наши войска, обрушив на противника удар большой 
мощности, вырвались на оперативный простор, наше командование неуклонно 
диктовало свою волю противнику, навязывало ему бои там, где он этого не ждал, 
наращивало силу ударов на решающих направлениях. Упорство, проявленное 
противником в защите отдельных узлов обороны, не достигало цели. Наши войска 
обтекали эти узлы и, опережая намерения противника, не давали ему возможности 
оседать на новых рубежах. Огневой вал наступления, распространяясь во всех 
направлениях, с непреоборимой силой ломал и коверкал немецкие планы возможных 
контрударов.
      Чем глубже проникали наши клинья в толщу немецкой обороны, тем больший 
хаос водворялся в рядах противника. Стремительное движение вперёд проходило на 
фоне уничтожения рассечённых первым ударом и пытавшихся соединиться друг с 
другом отдельных немецких группировок. Передовые наши части уже были в 
Ченстохове и шли дальше на запад, а некоторые вражеские полки и дивизии ещё