учебные воздушные бои, я постепенно вырабатывал некоторые «свои» взгляды на 
борьбу в воздухе. У старых, более опытных лётчиков я перенял весьма полезную 
для каждого воздушного воина привычку, которая сохранилась и по сей день. Я 
имею в виду строгий анализ каждого полёта, своего рода раскладывание его на 
составные элементы, тщательный поиск допущенных ошибок, а при успехе – зёрна 
победы.
      В авиации существует своя методика боя, очень точная и ясная. Нужно 
хорошо освоить эту методику, чтобы найти то, что ни в какие инструкции не 
укладывается, найти чтото новое. И я завёл альбом своих полётов. Фигуры 
высшего пилотажа я расчленял на чертежах, строил расчёты, как бы отображая и 
дополняя на бумаге то, что я совершал в воздухе. Высший пилотаж не может быть 
самоцелью для лётчика. Его красота и ценность не только во внешне блестящем 
выполнении фигур. Каждая фигура – даже самая простейшая – это манёвр в будущем 
воздушном бою. Рисуя схемы, рассчитывая их, лётчик как бы воспроизводит картину 
и расчёты какоголибо из своих будущих воздушных боёв. Помог ли мне этот 
альбом? Да, конечно! И сейчас, когда прошло немало лет с тех пор, как в него 
был занесён первый чертёжик, первый расчёт, сделанный ещё, может быть, 
пошкольнически, этот альбом дорог и близок мне, он сослужил немалую службу.
      
* * *
      
      Моими первыми товарищами в истребительной эскадрилье, в которую я прибыл 
из летней школы, были Панкратов, Миронов и Соколов. Я приехал с Качи ещё с 
петлицами авиационного техника на гимнастёрке и, разумеется, для этих старых 
лётчиковистребителей был как бы «чужой птицей». Они присматривались ко мне: 
«Что это за лётчиктехник»? Вскоре мы начали летать строем, слетались и – 
сдружились.
      Воздух роднит лётчиков. Я близко сошёлся с Соколовым. Он прекрасно 
пилотировал. У него я учился искусству высшего пилотажа. Это был уверенный, но 
горячий и резкий человек. Таким он был на земле и таким же, что особенно важно, 
в воздухе. В учебном бою трудно было предугадать, какой манёвр он сейчас 
применит. Атаки Соколова отличались резкостью и стремительностью. Он как бы 
одним ударом разил «противника».
      В те первые после школы лётные дни в строевой эскадрилье резкость манёвра 
в воздухе была для меня новым понятием в высшем пилотаже. Соколов умел плавно 
вести самолёт, но в решающий момент учебного бея он мгновенно и резко бросался 
на «противника», «сбивая» его одним, молниеносным ударом. Изучая его манеру 
полёта, я пришёл к выводу: резкости удара способствует быстрая реакция Соколова,
 опережающая реакцию лётчика, с которым он ведёт учебный бой. Как же «обогнать» 
Соколова, как противопоставить его резкому манёвру свой, ещё более резкий, ещё 
более стремительный манёвр? Как добиться того, чтобы не Соколов тебя, а ты его 
успевал поймать в прицел в этот момент, когда его рефлекторные способности 
парализованы только что совершённым физически трудным, так называемым 
«перегрузочным» манёвром?
      Я начал тренироваться в высшем пилотаже, чтобы выработать в себе это 
новое качество резкого удара при атаке. Организм постепенно втягивался, 
привыкал к перегрузкам. В дальней от аэродрома зоне удалось освоить и некоторые 
новые фигуры высшего пилотажа. Отрабатывались они мною без «шума» – хотелось 
сначала проверить свои манёвры, проделанные пока в мыслях и на бумаге, а потом 
уже устроить Соколову своеобразный сюрприз.
      Наконец, настал день, когда я решился вызвать его на учебный воздушный 
бой. Предложение принято. Но перед самым стартом меня взяло сомнение: вдруг я 
проиграю бой? Стартёр взмахнул флажком: взлёт! Отступать было поздно. Я дал газ 
и поднялся в воздух.
      «Бились» мы долго и упорно. Но преимущества пока что не было ни на 
стороне Соколова, ни на моей. Одно радовало: «противник», тот самый, который не 
так давно довольно быстро расправлялся со мною, сейчас, несмотря на всю свою 
энергию, успеха не имеет. Это, конечно, было уже реальным, ощутимым 
достижением! Но разве для истребителя главное оборона? Истребитель создан для 
атаки, для наступления, для сокрушающего удара. Только для этого создан 
самолётистребитель, только к этому готовится его хозяин – лётчикистребитель.
      Собрав весь запас сил, я сделал самый резкий, на какой только был 
способен, манёвр и зашёл в хвост машине Соколова. Он вывернулся. Ещё такой же 
резкий, стремительный манёвр. Победа!
      После посадки Соколов одобрительно сказал:
      – Драться ты будешь…
      Вечером, после разбора полётов, Соколов ещё раз вернулся к этому.
      – Ты правильно делаешь, – заметил он, – что много занимаешься. Самый 
верный и надёжный путь для того, чтобы стать хорошим истребителем. Стремись 
быть лучшим, люби своё дело, учись, работай.
      Я думал также. Ведь успехов в своей профессии, какой бы она ни была, 
можно добиться лишь горячо полюбив её, настойчиво отыскивая то новое, которое 
бы ещё более поднимало её значение. Мне хотелось стать таким истребителем, 
который бы мог выйти победителем из воздушного боя с любым противником. В 
учебных полётах я морально не мог переносить, когда вдруг какойнибудь самолёт 
заходил в хвост моей машине. Появлялась какаято злость, я забывал, что 
«дерусь» со своим же товарищем, и, разворачиваясь, упрямо шёл на него мотором.
      – Это ты оставь, – предупредил меня Соколов. – Вот будем сражаться с 
настоящим врагом, тогда пожалуйста, тарань сколько угодно…
      Похвала приятеля обрадовала меня, но и в то же время заставила ещё больше