мысль, одно действие.
      Я не ошибся в Голубеве. Он умел мгновенно повторить любой мой манёвр. Он 
обеспечивал мне свободу действий. Всё своё внимание я устремлял на врага, 
уверенный в том, что мой тыл обеспечен – там Голубев, – уверенный в том, что в 
любую секунду он наростит силу моего удара своей атакой. Строя свой манёвр 
соответственно моему манёвру, он как бы читал мои мысли, реагируя с мгновенной 
быстротой. Свой самолёт он всегда вёл так, что видел меня под углом, имея 
хороший сектор обзора и обеспечивал себе атаку.
      В первый же свободный полёт нам повстречалась «рама». Голубев увидел её и 
предупредил по радио:
      – Вижу слева, сорок пять градусов, выше – «раму».
      Точность доклада облегчила принятие решения. Я развернулся для атаки, а 
ведомый оттянулся, оберегая меня с хвоста. Немец вывернулся изпод моей трассы. 
Он вышел на Голубева, и тот сбил его.
      Нигде так ярко не проступает закон взаимодействия между ведущим и ведомым,
 как в «свободной охоте». «Свободная охота» – это наивысшая форма боевой 
деятельности истребителей. Лётчиков, желающих быть «свободными охотниками», у 
нас насчитывалось много. Но не каждый мог стать им. Иной пилот прекрасно дрался 
в групповом бою, отлично сопровождал свои штурмовики или бомбардировщики, был 
достаточно зорок и внимателен в патрульной службе. Здесь его ободряло 
своеобразное чувство «локтя», или, вернее, «чувство крыла», близость соседей, 
голос авианаводчика, позиции своих сухопутных войск. Истребителиохотники 
лишены этого. Вдвоём или вчетвером они проникают за линию фронта на большую 
глубину. Там, устраивая нечто вроде воздушных засад, они неожиданно для врага 
атакуют его самолёты, уничтожают паровозы и автомашины, терроризуют противника 
на огромном пространстве. С сотней случайностей и непредвиденных обстоятельств 
может встретиться лётчик в «свободной охоте». Идя на неё, он должен быть хорошо 
уверенным в своих силах, в своей машине, в напарнике.
      Уходя в свободный поиск, истребитель предоставлен самому себе и может 
рассчитывать только на своё уменье. Он сам избирает цель удара. Она всегда 
должна быть достойной затраченных на поиск усилий. Трезвый «расчёт, смелость, 
хитрость и знание тактики воздушного боя – краеугольные камни «свободной охоты».
 Познать и совершенствовать эту тактику можно было только пристально следя за 
тактикой противника, критически разбирая свои действия и обладая большим 
практическим багажом.
      Мы стимулировали у наших лётчиков желание итти в «свободную охоту». 
Большая честь завоевать право на этот вид воздушного боя. Должен сказать, что 
свободная охота удалась мне не сразу. Были и «холостые» вылеты, когда мы ни с 
чем возвращались на аэродром. Были и неудачи, когда враг успевал предупредить 
атаку и от нападения нам приходилось переходить к обороне, обороне трудной и 
опасной, ибо дело происходило над вражеской территорией, далеко от линии фронта.
 Слабовольных людей эти первоначальные неуспехи, может быть, и склоняли к мысли 
совсем отказаться от «свободной охоты». В нашей части собрались лётчики крепкой 
закалки. Продолжая охотиться, мы каждый день приносили командиру добычу. 
Фотокинопулеметы прекрасно запечатлевали на плёнке зажигаемый охотником 
вражеский бомбардировщик или истребитель. Рассматривая эти снимки, мы на 
специальных разборах восстанавливали картину боя и тут же вырабатывали новые, 
более действенные тактические приёмы.
      В успехе всех действий истребителяохотника большую роль играло умение 
обмануть бдительность хитрого и осторожного противника. Однажды мы заметили, 
что несколько дней подряд над расположением наших войск регулярно появляется 
дальний немецкий разведчик. Это был «Ю88», вооружённый, как это водилось у 
немцев, несколькими фотоаппаратами. Свою разведку он обычно производил на 
больших высотах. Порою его можно было заметить с земли только по следу инверсии,
 которая белой полосой возникала на небе.
      – Надо перехватить немца, – решили мы с Голубевым.
      Маршрут полёта вражеского разведчика в тот день был как бы осью всего 
района нашей охоты. Немец обычно ходил на высоте в восемь тысяч метров. 
Планируя перехват врага, мы держались на тысячу метров ниже – так удобнее было 
наблюдать. Мы ходили в намеченном районе довольно долго. Немца не было. Я даже 
забеспокоился: пропустили! Но вот зоркий Голубев, как всегда коротко, доложил:
      – Идёт. По курсу выше…
      Мы не стали сразу набрасываться на «юнкерса». Пусть, если даже немцы нас 
заметили, думают, что мы их не видим. Продолжая полёт в прежнем направлении, мы 
как бы разминулись с противником. Лёгкий набор высоты, который мы начали, вряд 
ли был заметен для вражеского экипажа. Прошло больше полминуты. Когда «Ю88», 
продолжая лететь на восток, почти стал скрываться из глаз, мы резко 
развернулись и отсекли ему путь отхода.
      Сближение заняло порядочно времени. Не беда! Мы были твёрдо убеждены в 
своём успехе. Так оно и случилось. Заметив, наконец, нас сзади себя, немец 
попытался ускользнуть от атаки резким снижением. Более чем с восьми с половиной 
тысяч метров мы начали крутое пикирование. С дистанции в сто метров я 
расстрелял вражеского стрелка. Затем перенёс огонь на правый мотор. Не выходя 
из пике, немец рассыпался на куски.
      «Свободная охота» быстро стала любимой формой деятельности лётчиков нашей 
части. Командир правильно определил, насколько важна непрерывность этой охоты. 
Мы вели свободный поиск врага не только в периоды затишья на фронте, но и в 
более горячее время.
      Выполняя эту задачу, наш командир как бы раздвигал границы того участка 
фронта, над которым наши истребители изгоняли и уничтожали вражеские самолёты.