в слётанности группы в воздухе – держаться как можно ближе, что называется 
впритирку, друг к другу. Новые боевые порядки выдвинули перед 
лётчикамиистребителями иные требования. Как бы широк по фронту, растянут в 
глубину и эшелонирован по высоте ни был боевой порядок истребителей, каждый 
лётчик во время всего полёта должен был занимать в нём именно то место, которое 
определил командир.
      От навыков лётчика строго выдержать своё место в этих трёх измерениях 
подчас зависел исход боя и даже личная судьба пилота. Осваивая тактику 
группового воздушного боя, вырабатывая его стиль, мы строго предупреждали 
молодых лётчиков: «Отставшего бьют». Тот, кто пренебрегал этим правилом, мог 
быстро стать жертвой «мессеров» – любителей лёгкой наживы.
      Именно так случилось с одним из наших лётчиков, которого мы в шутку 
прозвали «Бородой». Он был неплохим истребителем, смело дрался, умел дерзать и 
добиваться победы. Но иногда «Борода», идя в строю, излишне горячился и, 
увлекаясь, мог принять поспешное решение. Он любил порою как бы немного 
«попартизанить». Вдруг отстав от всех или резко отвалив в сторону, «Борода» 
бросался на случайно проходившую мимо пару немецких самолётов и, чаще всего 
атакой издалека только припугнув, вражеских лётчиков, возвращался на своё место.

      Кубанский воздух буквально кишел самолётами. В такой сложной обстановке 
нужно было как можно строже сохранять принятый воздушным патрулём боевой 
порядок. В тот день, о котором я хочу рассказать, в моей группе среди ведомых 
шёл и «Борода». Зная его слабую струнку, я время от времени оглядывался назад и,
 просматривая боевой порядок патруля, напоминал:
      – «Борода», держи строй…
      Вначале всё шло хорошо. Несмотря на большую высоту полёта и скорость, 
которую держал патруль, самолёт «Бороды» довольно точно сохранял интервалы и 
дистанции. Мы шли широко развёрнутым по фронту строем. Порою мимо нас 
проскакивали отдельные пары «мессеров». «Борода» неизменно докладывал мне о них 
по радио. В его голосе чувствовалось с трудом сдерживаемое нетерпение. Но я не 
вступал в бой с этими немцами. Для нашей мощной группы истребителей объект 
удара должен был быть другим.
      Наконец появился достойный объект – группа «юнкерсов». Благодаря большой 
скорости мы сразу оказались в выгодном для атаки положении. Ударили по 
«юнкерсам» сзади, со стороны солнца, и сразу зажгли несколько машин. Заканчивая 
атаку, я заметил вторую группу немецких самолётов.
      – Новая цель, – тотчас же предупредил я своих ведомых.
      Чутьё подсказывало, что гдето тут, между двумя группами бомбардировщиков,
 обязательно должны быть «мессершмитты» сопровождения. Они, конечно, не 
преминут контратаковать нас. Поэтому наш воздушный патруль должен быть всё 
время в кулаке и ни в коем случае не растекаться по небу в погоне за удирающими 
немцами. Подав команду, я огляделся. Весь патруль был на местах. Нехватало 
только одного самолёта.
      – «Борода», где ты?
      Но едва успев спросить, я уже должен был отбивать контратаку восьмёрки 
немецких истребителей. Сбив одного немца и поставив патруль в более выгодное 
положение, я снова позвал «Бороду». Он не отвечал. Закончив бой без него и 
вернувшись на аэродром, мы узнали от офицера, дежурившего на радиостанции 
наведения, куда девался «Борода». Увлёкшись «юнкерсами» и видя только одних их, 
он оторвался от патруля и попал под огонь истребительного заслона немцев. 
Отколовшийся от коллектива пилот был подбит и только благодаря случайности 
приземлился не на вражеской территории, над которой мы вели бой, а в передовых 
цепях нашей пехоты. Это было хорошим уроком для всех нас, и в особенности для 
молодых лётчиков, постигавших сложную науку группового воздушного боя.
      Было отрадно наблюдать, как они глубоко воспринимали искусство манёвра. В 
одном из них – Александре Клубове – мы верно угадали ведущую черту его 
характера: умение навязать противнику свою волю. Тренируя его на ведущего, я 
был его ведомым. По радио подавал ему команду, как строить манёвр, иногда 
заходил ему в хвост и показывал: вот так надо итти в атаку.
      Во время одного такого учебного полёта появились «мессеры». Мои ученики 
на мгновение растерялись и расползлись. Одного «мессера» я сбил в перевёрнутом 
положении самолёта. Потом стал окликать своих лётчиков.
      – Где вы?
      Клубов оказался выше меня. Он вёл бой. Меня обрадовала его манера драться.
 На земле это спокойный даже чуть флегматичный человек, я бы даже сказал тихоня.
 В учебных полётах манёвры Клубова были даже несколько вяловаты. А сейчас, в 
бою, он преобразился. Его движения сделались резкими и сильными. Он насел на 
врага и коротким ударом сверху зажёг немца.
      В Клубове жила настоящая душа истребителя: он всегда искал боя. И вместе 
с тем это был лётчик трезвого риска. С каждым боем росло наше уважение к этому 
тихому, малоразговорчивому и очень спокойному лётчику. Можно на земле съесть, 
как говорится, пуд соли с человеком и всётаки хорошо не узнать его. А иногда 
достаточно увидеть этого же человека в боевой обстановке, чтобы сразу оценить 
его качества. В воздушном бою резко обнажаются свойства лётчика, его сила, его 
воля.
      Клубов рос на наших глазах. Один из красивых боёв мы провели с ним уже 
после Кубанского сражения над рекой Миусс, когда он прикрывал мою ударную 
группу. Немцев было много. Сорок бомбардировщиков и двенадцать истребителей. 
Зная общую воздушную обстановку в этом районе, мы ещё на земле разработали 
примерный план боя. Клубов должен быть связать немецких истребителей. Он это и