Как шумно ликовал в то время враг. Он объявлял на весь мир - в который раз! - 
об уничтожении Красной Армии, о близком окончании "восточного похода". С тех 
пор прошло больше года, но выигрыш войны стал еще менее достижим для противника.
 Пожалуй, теперь немецко-фашистское командование могло с большим основанием 
говорить о приближении конца "восточной кампании". Но конца бесславного, 
позорного. Он нес с собой поражение гитлеровской Германии, уничтожение фашизма. 


Да, ситуация изменилась. Для нас настало время расквитаться с врагом. 

Ставка Верховного Главнокомандования внимательно следила за успешными 
действиями нашего фронта. Ее представитель генерал армии А. М. Василевский 
безотлучно находился у нас в войсках. Еще в ходе Острогожско-Россошанской 
операции он предложил воспользоваться резким ухудшением положения 2-й немецкой 
армии в районе Воронежа и разгромить ее. Верховное Главнокомандование приняло 
это предложение. 

20 января Ставка приказала войскам Брянского и Воронежского фронтов провести 
совместную наступательную операцию с целью освобождения важных узлов дорог 
Воронежа и Касторное, создания условий для наступления Красной Армии на курском 
и харьковском направлениях. Для этого они должны были ударами с севера и юга - 
по сходящимся направлениям на дальних флангах дуги окружить и уничтожить 
находящиеся внутри неё главные силы 2-й немецкой армии. 

Их окружение предстояло осуществить нашей 40-й армии совместно с 13-й армией 
Брянского фронта под командованием генерал-майора Н. П. Пухова, которой для 
этого было предписано наступать своим левым флангом на Касторное. Одновременно 
согласно замыслу Ставки силами 38-й и 60-й армий (ими соответственно 
командовали генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов и генерал-майор И. Д. Черняховский) 
наносился вспомогательный удар с целью расчленения на части окружаемой 
группировки противника. Начало наступления было намечено на 24-26 января. 

20 января, когда была получена эта директива Ставки, 40-я армия продолжала 
наступление. В тот день наши левофланговые части после упорных боев освободили 
г. Острогожск. В центре, северо-восточнее Алексеевки, мы совместно с 15-м 
танковым корпусом приступили к ликвидации окруженных неприятельских войск. На 
правом фланге, сломив сопротивление войск противника, переброшенных из Воронежа 
немецко-фашистским командованием, 25-я гвардейская стрелковая дивизия и 253-я 
стрелковая бригада продвинулись еще на 8-15 км. Именно в тот день они 
закрепились на рубеже Семидесятское - Городище, ставшем затем нашим исходным 
районом в Воронежско-Касторненской операции. 

В соответствии с замыслом Ставки командующий Воронежским фронтом 
генерал-полковник Ф. И. Голиков решил осуществить прорыв на трех участках. 

Главный удар фронта наносила наша 40-я армия из района Роговатое в направлении 
Горшечное, Касторное. Там ей и предстояло соединиться с 13-й армией, тем самым 
замкнуть кольцо вокруг вражеской группировки войск. Кроме того, нам было 
приказано частью сил наступать на Старый Оскол, Ястребовку с целью создания 
внешнего фронта окружения и обеспечения с запада левого крыла фронтовой ударной 
группировки. 

38-я армия должна была нанести отсекающий удар на Нижнюю Ведугу. Навстречу ей 
предстояло наступать 60-й армии. Ее задача состояла в том, чтобы частью сил 
сковать вражеские войска в районе Воронежа. Для активных действий она получила 
от 40-й армии 22-километровый участок фронта на правом берегу Дона от Костенки 
до населенного пункта Семидесятское. Вместе с ним в состав 60-й армии мы 
передали и находившиеся на этом рубеже несколько наших соединений. Это были 
блестяще проявившие себя в боях 141-я стрелковая и 10-я артиллерийская дивизии, 
253-я стрелковая, 86-я и 150-я танковые бригады и переданная из резерва фронта 
322-я стрелковая дивизия. Жаль было расставаться, но - что поделаешь! - этого 
требовали интересы операции. 

В свою очередь состав 40-й армии был пополнен переданными нам 183-й, 309-й 
стрелковыми дивизиями и 129-й стрелковой бригадой. Кроме того, прибыл наконец 
4-й танковый корпус генерал-майора А. Г. Кравченко, поступивший в оперативное 
подчинение 40-й армии. 

Андрея Григорьевича Кравченко я знал еще с довоенных времен, когда мы вместе 
служили по 2-м механизированном корпусе. Он был тогда начальником штаба 16-й 
танковой дивизии и уже в то время проявил себя с самой лучшей стороны. Во время 
войны мы впервые встретились под Сталинградом, где его 4-й танковый корпус 
действовал некоторое время в составе 1-й гвардейской армии. Там я узнал его 
ближе, уже в боевых условиях, в которых генерал Кравченко действовал вдумчиво и 
смело. 

Уже под Воронежем до меня дошли вести об успешных действиях 4-го танкового 
корпуса во время прорыва обороны и окружения 6-п немецкой армии. Я искренне 
порадовался тогда за Андрея Григорьевича. О нем я вспомнил и после разговора по 
телефону с Верховным Главнокомандующим, когда узнал, что 40-я армия будет