поражение двадцати одной пехотной, пяти танковым дивизиям, двадцати семи 
отдельным пехотным, девяти артиллерийским и минометным бригадам, не говоря уже 
об очень большом числе различных специальных подразделений и отдельных 
батальонов"{83}. 

Выполняя историческую миссию и интернациональный долг, советские войска 
освободили от немецко-фашистских захватчиков союзную нам Польшу и часть 
Чехословакии. Они вступили на территорию Германии в полной готовности к новым 
наступательным операциям, к штурму фашистского логова. 

На немецкой земле 

19 января 1945 года войска ударной группировки фронта, прорвавшие в районе 
польско-германской границы сильно укрепленную оборону гитлеровцев, вступили с 
боями в пределы Германии. Помню, с каким радостным волнением докладывал мне об 
этом по ВЧ член Военного совета 52-й армии генерал А. Ф. Бобров. Он сообщил, 
что их войска ведут успешные бои в районе Мандорфа. Вскоре и начальник поарма 
генерал Ф. А. Катков проинформировал меня о вступлении 5-й гвардейской армии на 
территорию Германии. 

Не дожидаясь подробных донесений с мест, я направился в части, находившиеся 
непосредственно на немецкой земле. Важно было составить личное представление о 
поведении наших войск в особых условиях. 

Водитель И. В. Гойчик с каким-то особым удовольствием помчал нас по указанному 
маршруту. Когда порученец майор В. А. Иванов, сверявший карту с местностью, 
объявил, что за рекой начинается Германия, шофер окинул взглядом реденький 
лесок, разбросанные по холмам строения и, как мне показалось, разочарованно 
произнес: 

- В общем-то ничего особенного: дома как дома, и лес такой же. Только, может 
быть, пожиже наших белорусских лесов. 

Потом он пристально посмотрел в сторону пылавших за рекой казарменных корпусов 
и задумчиво, словно про себя, добавил: 

- Горит Германия!.. 

По уцелевшему мосту мы проскочили через реку и вскоре въехали в небольшой 
немецкий городок, название которого, к сожалению, не запомнил. На фанерной 
табличке, приколоченной у входа в особняк, я прочел наспех сделанную надпись: 
"Советская военная комендатура". Но коменданта на месте не оказалось, мы 
встретились с ним около горевших казарм. Пожар серьезно мешал движению наших 
войск по дороге, требовалось как можно быстрее погасить его. 

Усатый ездовой, глядя, как военный комендант с бойцами заливают водой пламя, 
недоуменно сказал: 

- И зачем стараются... Фашисты разрушили Сталинград, превратили в развалины 
Воронеж, спалили не только мою хату и мою деревню - опустошили всю округу. А мы 
теперь тушим немецкие дома. 

Он потряс увесистым кнутовищем и в сердцах произнес: 

- Не одобряю я это дело!.. 

- Одобряешь ты или нет, - отозвался стоявший рядом с ним старшина, - а пожары 
тушить надо, восстанавливать порядок и налаживать жизнь непременно надо. . 

- Ты, старшина, вроде нашего замполита рассуждаешь, - продолжал пожилой ездовой.
 - Он говорил, что мы не имеем права обижать мирных немцев. А кто зверствовал 
на оккупированной территории, кто расстрелял мою жену, мою дочь, сжег мой дом? 
Сыновья здешних немцев, а может быть, и кое-кто из них. 

И нервно подвигав желваками, он зло и решительно выкрикнул: 

- Их всех надо в распыл пустить!.. 

- Нельзя всех немцев стричь под одну гребенку, - вмешался я в разговор. - 
Фашистские преступники обязательно понесут суровое наказание. Но при чем здесь 
мирные немцы? 

- А их, товарищ генерал, не разберешь, кто мирный, а кто преступник, не 
сдавался солдат. - Вот, к примеру, какой-нибудь фриц строчит с чердака из 
автомата, и мы не сомневаемся, что это заклятый враг, подберешься к нему ближе, 
он в страхе сорвет повязку фольксштурмиста - и, пожалуйста, уже мирный немец. А 
сколько у этих "мирных" награбленного у нас добра! 

- Откуда вам известно, что это наше добро? - поинтересовался я.