Генерал-майор Крайнюков. 

Нр. 1568. 1.3.44 года". 

Утром, без особой, правда, охоты, врачи разрешили мне на несколько минут 
навестить раненого командующего. Услышав шаги, Николай Федорович открыл глаза, 
спросил: 

- Все целы? Как документы? 

Я поспешил успокоить его. Портфель с документами сохранен. В лапы к бандитам 
никто не попал. 

- Что же, бойцы охраны сделали все, что могли, - прерывисто дыша, произнес 
генерал армии Н. Ф. Ватутин. - Они держались мужественно и достойно. Скажите 
бойцам, что командующий благодарит их. Прошу отличившихся представить к награде.
 

Помолчав с минуту, Николай Федорович тихо сказал: 

- Да-а, неприятная приключилась история. Обидно. Ведь я хорошо знал поганую 
натуру бандитов. Помню, когда еще был красноармейцем, гонялся за шайками Махно 
и Беленького. У бандеровцев та же подлая тактика: внезапные налеты на 
малочисленные группы, змеиные укусы, засады, нападение из-за угла. 

Генерал армии Н. Ф. Ватутин был эвакуирован в Киев, ибо город Ровно в те дни 
часто подвергался налетам вражеской авиации. Для его лечения в столицу 
Советской Украины были командированы из Москвы опытнейшие специалисты. 

Вспоминается моя беседа с Н. Ф. Ватутиным в санитарном поезде, направлявшемся в 
Киев. Николай Федорович встретил меня обрадованно и спросил: 

- Ну как думаешь, Константин Васильевич, разрешат мне после лечения вернуться 
на фронт? - И, не дождавшись ответа, уверенно заявил: 

- Разрешат! Недельки три поскучаю на госпитальной койке, а там на фронт приеду. 
На костылях, а доберусь! И снова за работу. Эх, да что там нога! Голова еще 
пока цела и способна мыслить, решать оперативные задачи. 

Я уверял генерала армии Н. Ф. Ватутина и был в этом искренне убежден, что он 
непременно поправится и вернется в боевой строй. 

- А жить-то, Константин Васильевич, оказывается, хочется, - грустно покачав 
головой, признался Николай Федорович. - Конечно, если надо, то я, не колеблясь, 
отдам свою жизнь без остатка за дело партии. Но невероятно хочется снова 
вернуться в кипение боя и своими глазами увидеть нашу великую победу. 

Вскоре после происшествия с Ватутиным мы получили приказ Ставки Верховного 
Главнокомандования, датированный 9 марта 1944 года. В нем было сказано: 

"При всех выездах командующих фронтами и армиями, лиц высшего командного 
состава, а также при перевозке важных оперативных документов выделять для 
сопровождения указанных лиц надежную личную охрану". 

В Военный совет и штаб фронта из столицы Советской Украины приходили 
утешительные вести. Мы ежедневно получали из Киевского военного округа по 
телеграфу бюллетени о состоянии здоровья тов. Николаева (так кодировалась 
фамилия Н. Ф. Ватутина). 

Здоровье генерала армии Н. Ф. Ватутина начало идти на поправку. Николай 
Федорович, как сообщали нам, интересовался обстановкой на фронте и искренне 
радовался боевым успехам перешедших в наступление войск Первого Украинского 
фронта. 

Однако через 33 дня после ранения Николая Федоровича в бюллетене о состоянии 
здоровья, подписанном видными деятелями медицины тт. Шамовым, Вовси, Гуревичем, 
Ищенко и Василенко, появились тревожные потки, хотя первые строки документа и 
не предвещали ничего опасного: "В течение ночи температура больного была 
нормальная. Больной удовлетворительно спал. Утром больной довольно активен, 
хорошо покушал. Пульс 104. Температура к 12 часам поднялась до 39,3 без озноба. 


Пульс 120". 

Несмотря на энергичное лечение, направленное на борьбу с инфекцией, состояние 
больного продолжало оставаться тяжелым и температура не спадала, колеблясь от 
38,2 до 40,2. От заместителя главного хирурга Красной Армии генерал-майора 
медицинской службы Шамова пришло сообщение о том, что на консилиуме с 
академиком Бурденко признано необходимым для спасения жизни больного произвести 
срочную ампутацию ноги.