караться беспощадно. Этот приказ немедленно сообщить всем частям, находящимся 
под вашим командованием».


Иван Ефимович вспоминал, как еще совсем недавно, в Ташкенте, он читал лекции 
заочникам академии и, опираясь на исторические примеры, излагал им ленинскую 
мысль о том, что исход современной войны как никогда прежде определяется не 
простой численностью участвующих в ней людей, а отношением широких народных 
масс к целям и задачам войны, отношением к своему политическому и военному 
руководству. Он преподносил это как теорию, в которую сам верил, но верил так 
же, как верят в сложные формулы. И вот теперь, в первые месяцы войны, здесь, в 
боях за Одессу, он видел не формулу, а саму живую действительность, из которой 
вытекает эта формула.

Численность румынской армии превосходила наши силы в пять раз. Румынские воины 
в прошлом, защищая свое отечество, не раз показывали высокую стойкость и 
мужество, а здесь они были пассивны. Шли в бой по принуждению, явно не желая 
погибать ради чуждых им целей войны. Политическое и военное руководство 
румынской армии не было объединено с солдатскими массами единой идеей, общей 
устремленностью к победе. Румынские генералы или выслуживались перед немецкими 
хозяевами, или боялись их, а румынский солдат вообще толком не знал, за что он 
идет на смерть. Обещанные земли и какие-то призрачные блага на новых 
завоеванных землях ему все равно не достанутся, да и на кой черт они нужны ему, 
эти земли, если за них надо отдать жизнь! Я не раз бывал в Румынии после войны, 
собирал материалы для этой книги, разыскивал документы и, что мне казалось 
особенно важным, беседовал с людьми, теми самыми солдатами и офицерами, которые 
участвовали в боях под Одессой. Здесь я приведу некоторые сведения, помогающие 
понять обстановку тех дней, о которых идет речь.

Антонеску был опытный военачальник и знал, что солдатам армии кроме оружия 
необходимы еще и моральные стимулы, которые объединяли бы их усилия, повышали 
активность и вели к достижению поставленных целей. Какие стимулы мог предложить 
Антонеску как глава правительства?

Антонеску назвал эту войну «святой войной», а пропагандистский аппарат 
вдалбливал солдатам в головы, что эта война святая потому, что она ведется 
против большевиков-безбожников, которые не только сами не верят в бога, но и 
притесняют всех верующих. В румынской армии широко распространялись брошюры и 
буклеты с фотографиями, показывающими, как русские сбрасывают кресты и колокола 
с церквей, как в церквах устраиваются различные склады, как на демонстрациях 1 
Мая и в другие праздники насмехаются над попами, одеваясь в их одежды и делая 
живые карикатуры. Румынского солдата, таким образом, звали в бой «за веру», «за 
дело, угодное богу». В Румынии в те годы народ был темный, религиозный, и вся 
эта идеологическая обработка конечно же имела определенное воздействие. Но, как 
видим, не очень сильное, во всяком случае не такое, как хотелось бы Антонеску; 
румынский солдат не проявлял желаемой активности в бою. А хозяева Антонеску 
требовали, нажимали на него, действовали не только кнутом, но и пряником. Так, 
в августе 1941 года в Бердичеве в штабе командующего группой армии «Юг» Гитлер 
наговорил Антонеску очень много приятных слов, называл его «освободителем 
Бессарабии» и, отмечая его военные заслуги, наградил и тут же вручил высшую 
награду рейха – Рыцарский крест.

Как же после этого «рыцарю» докладывать о бесконечных неудачах наступления на 
Одессу! Антонеску рвал и метал из-за того, что солдаты идут в бой неохотно, 
всячески увиливают, симулируют болезни, самострелы выводят себя из строя. Вот и 
погнал мстительный диктатор своих солдат на убой – колоннами! Не хотите воевать,
 так я вам покажу! В колонне все друг у друга и у офицеров на виду, тут шагу не 
сделаешь ни вправо, ни влево, не отстанешь и за куст не спрячешься, только 
вперед – под пули и снаряды противника! Эта психологическая мера и месть за 
строптивость имели и воспитательное назначение: в бой колоннами были посланы 
несколько батальонов, «отличившихся» своей особой инертностью, а всей армии как 
бы показывалось – и с вами будет то же, если не пойдете в наступление!

В Румынии, уже в 1981 году, я беседовал с несколькими участниками боев под 
Одессой. Стефан Петреску, пожилой, седой, полный и добродушный человек, 
приветливо улыбается, смотрит на меня доверчивыми и немного виноватыми глазами:

– Мы оказались на стороне фашистской Германии по какой-то исторической роковой 
ошибке. Мы ведь были на положении оккупированных Гитлером стран – Польши, 
Чехословакии и других. На нашей земле была большая, недружественная, а 
фактически оккупационная немецкая армия. Нас все время держали за горло! Из нас 
прежде всего качали нефть. По-настоящему мы должны были бы сражаться с 
гитлеровцами. Пусть бы они нас оккупировали, как другие страны Европы, но мы 
смотрели бы честно людям в глаза. Мы бы устроили партизанское движение, и 
горючее не шло бы непрерывным потоком на заправку танков и самолетов Гитлера. 
Гитлер обманул и нас и – главное – наше государство.

– Но оккупация, партизанская борьба – это страдания и жертвы, – напомнил я.

– Другие народы шли на это! – горячо сказал Стефан. – И нам бы пойти, но быть