|
операцию? Поставил новую батарейку. С ней я дожил до тысяча девятьсот семьдесят
первого года, а в семьдесят первом году еще одна операция и опять – новая
батарейка, с которой я живу вот и посегодня.
У академика Бакулева в его рабочем кабинете под стеклом на столе лежало то
самое письмо, которое когда-то написали моряки-севастопольцы с просьбой помочь
Прокофию Павловичу Саенко. Бакулев всегда с гордостью показывал это письмо
многочисленным гостям, и особенно зарубежным. Он гордился этим письмом и
говорил: «Вот, смотрите, без печати, не служебный бланк, а простое обращение
людей, в котором выразилась живущая в народе любовь к герою Отечественной войны,
ветерану. Вот эта народная любовь помогла нам бороться за жизнь Саенко».
В Севастополе «кровь быстрее обращалась в жилах» не только от чувства гордости
и ощущения близости к героической земле. Волнение охватывало и оттого, что в
удивительное, счастливое время довелось мне быть на этой земле, когда еще живы
герои, вершившие здесь подвиги! Очень памятное знакомство произошло на
Сапун-горе. Только в наши дни можно встретить такого необыкновенного
экскурсовода! Здесь работает в экскурсионном бюро Николай Евдокимович Ехлаков.
Он бывший кадровый офицер, член партии с 1932 года. В Красной Армии служил с
1934 года, участвовал в боях на озере Хасан, где был награжден орденом Красного
Знамени. В период обороны Севастополя с августа 1941 года был комиссаром 7-й
бригады морской пехоты, которую по фамилии командира называли жидиловской. Это
он, когда ранило командира бригады, принял на себя командование, а Петров
сказал, узнав об этом: «Не надо подбирать комбрига. Ехлаков справится». Знал и
уважал боевого комиссара командарм! И Николай Евдокимович оправдал его доверие:
четыре раза был он ранен в тех боях, но не ушел с передовой, оставаясь со
своими бойцами до последнего. Только когда он в пятый раз был тяжело ранен, его
вывезли из Севастополя на подводной лодке и отправили в госпиталь. После
излечения он участвовал в боях до победы над фашистами и закончил войну штурмом
Кенигсберга.
Я видел, с каким вниманием слушают его люди – и стар и млад, приезжающие сюда
на экскурсии. Ехлаков рассказывает им такие подробности и так описывает
участников боев, как никто другой этого не сделает. Слушал и я его рассказ,
смотрел прекрасную диораму «Штурм Сапун-горы». Ехлаков говорил о тех, кто был
здесь изображен, как о хорошо ему известных, близких боевых товарищах.
Показывая на картину, он говорил не только о том моменте, который был
запечатлен здесь; он знал жизнь этих людей, их привычки, увлечения – в общем,
из его повествования вставали перед нами живые люди. Это и Дзигунский,
закрывающий собой амбразуру дзота, и старший лейтенант Жуков, который ведет в
атаку свою роту, и рядовой Якуненко, водрузивший штурмовой флаг на вершине
Сапун-горы, и Илья Поликахин, поднявший советский флаг над освобожденным
Севастополем.
Вот такие или похожие на них прекрасные, мужественные люди окружали Петрова в
те дни, и он любил их искренне, всей душой. Замышляя любую операцию, Иван
Ефимович всегда думал, как бы поменьше потерять людей при ее осуществлении, а
теряя их, что на войне неизбежно, тяжело переживал эти утраты. И переживания
эти были всегда для него дополнительным грузом к тем тяготам, которые приносит
война. Слава генерала, который ищет пути к победе с наименьшими потерями, шла
за Петровым всю войну и сохранилась по сей день. Все, кто воевал под его
командованием, единодушно подчеркивают это. Некоторые, не понимая бережности
Петрова по отношению к людям, называли его мастером только обороны. Это неверно,
Петров умел и наступать. Это особенно наглядно проявится в боях за Кавказ и в
Карпатах. Только наступал он, всегда думая о том, чтобы побольше сохранить
людей. Линия фронта для него всегда состояла из живых людей, многих из которых
он знал в лицо.
Что же касается звания мастера обороны, заслуженного Петровым в 1941—1942 годах,
то для всех, знающих боевые события тех лет, понятно, что это звание – одно из
высочайших, и удостоились его в те дни очень немногие полководцы.
Последние дни…
Полководец не может своими усилиями, своим талантом придумать и осуществить
такое, для чего нет соответствующих предпосылок в виде материально-технических
и духовных возможностей армии и экономики страны. Поэтому, говоря о больших
заслугах генерала Петрова, я не забываю о том, что он не мог бы провести в
жизнь самые блестящие решения, если бы не стоял во главе частей именно
Советской Армии. Правда, наш промышленный потенциал проявился в севастопольской
обороне – из-за того, что город был отрезан от большой земли, – не в полную
силу, но зато духовная, моральная прочность советских воинов была для Петрова
надежной опорой. Это подтверждают завершающие бои за Севастополь.
Иссякли силы армии – не было боеприпасов, танков, самолетов, не приходили
больше корабли со всем необходимым для обороны, все меньше оставалось людей,
|
|