начальника Генерального штаба. Причем обстоятельства повторялись даже в деталях.
 И тогда Сталин сказал Жукову: «Выйдите и подумайте, а мы тут пока будем решать.
..» Там тоже Жуков только разложил карты, чтобы собраться с мыслями, как его 
сразу же вернули в кабинет. Сталин тогда объявил: «Мы сможем обойтись и без 
вас», — и, освободив его от обязанностей начальника Генштаба, назначил 
командующим Резервным фронтом и отправил организовывать наступление под Ельней, 
которое, собственно, и предлагал проводить Жуков. Теперь время было уже не то. 
И Сталин был не тот. И Жуков тоже очень изменился, завоевал авторитет в 
Вооруженных Силах, да и у самого Сталина. Теперь просто так с ним круто 
обойтись было нельзя. И Сталин это понимал. Но все же, как бы ни смягчал он эту 
«размолвку», как бы ни обставлял ее какими-то «декорациями» необходимости 
перемен, суть дела не изменялась: фактически Сталин после того разговора Жукова 
с должности снял. Мы в предыдущих главах уже отмечали проявление у Сталина 
ревности по отношению к популярности Жукова. С приближением победного 
завершения войны вполне допустимо предположить намерение Верховного: после 
многих неудач в первый год воины (несомненно, «подмочивших» его репутацию) 
подправить свой авторитет более активным вмешательством в успешные боевые дела. 
В подтверждение допустимости такого предположения приведу разговор Сталина с 
Жуковым спустя некоторое время: — Как вы смотрите на то, чтобы руководство 
всеми фронтами в дальнейшем передать в руки Ставки? — спросил Сталин. Обращаю 
внимание на то, что Сталин не пытается пояснить причины или обстоятельства, 
требующие сосредоточения военного руководства в его руках. Юридически он и так 
Верховный Главнокомандующий. Зачем ему понадобилось это более детальное 
вмешательство в боевые дела? Жуков ответил на этот вопрос Сталина: — Да, 
количество фронтов уменьшилось. Протяжение общего фронта тоже сократилось, 
руководство фронтами упростилось, и имеется полная возможность управлять 
фронтами из Ставки. Вот так, по-деловому, исходя из общей обстановки, 
сформулировал Жуков аргументы в пользу намечаемых Сталиным перемен. Если такое 
обоснование высказал бы сам Сталин, все мои предположения о личных амбициозных 
чувствах Верховного не стоили бы, как говорится, и ломаного гроша. Но 
подкрепление моим предположениям дает сам Сталин в продолжение разговора: — Вы 
это без обиды говорите? Значит, Иосиф Виссарионович имел в виду, спрашивая 
мнение Жукова, не только изменения в стратегическом руководстве, но и 
личностные: как отнесется Жуков к тому, что Верховный отстраняет его как 
представителя Ставки от руководства крупными операциями фронтов и, говоря 
по-простому, тянет одеяло на себя? Жуков отвечает со спокойным достоинством: — 
А на что же обижаться? Думаю, что мы с Василевским не останемся безработными. 
Жуков в ремарке к этим своим словам в «Воспоминаниях...» пишет: «...пошутил я». 
Но вдумайтесь, какой подтекст в этой «шутке». Разговор идет об «обиде», и Жуков,
 человек тактичный, отвечает обидчику, как принято в таких случаях: мол, что вы,
 что вы, не беспокойтесь, я не обижаюсь. Значит, обиду Сталин все же наносил. В 
чем она заключается? — В том, что Верховный отстраняет его от больших дел. То, 
что Жуков это понимает и дает понять собеседнику, что понимает, отчетливо 
просматривается в его словах: «Думаю... не останемся безработными». Все тут 
прозрачно высказано: с объявлением этого решения Сталина маршалы Жуков и 
Василевский уже «безработные», но Жуков надеется, что выйдет из уже 
состоявшегося положения «безработного». На этом разговор был прерван. Но Сталин,
 видимо, обдумал свой ход еще раз и, посчитав, что элемент обиды все же 
присутствует, — а ссориться с Жуковым он не хотел, потому что по-настоящему 
уважал и ценил маршала, — пригласил его к себе и «позолотил пилюлю»: — Вы и 
впредь останетесь моим заместителем. Ну и чтобы окончательно уважить Жукова, 
Верховный буквально играет на его полководческом самолюбии: — 1-й Белорусский 
фронт находится на Берлинском направлении. Мы думаем поставить вас на это 
направление. Вот он, главный козырь: я беру все в свои руки, а вам дарю лавры 
покорителя гитлеровской столицы — Берлина. Для Жукова — полководца и «военной 
косточки» до глубины души — такая перспектива, конечно же, лестна, почетна и... 
утешительна. Этим назначением Сталин в большой степени оправдал себя в глазах 
военачальников, которые восприняли назначение Жукова как заслуженный, 
закономерный шаг. Кому же брать Берлин, как не Жукову? И вот Сталин, вместе со 
всей армией, любящей и уважающей маршала Жукова, именно ему и оказывает эту 
высокую честь. Все восприняли это решение Сталина как еще одно проявление его 
мудрости. И действительно, в тонкости мышления ему не откажешь: добился чего 
хотел — будет завершать войну, возглавляя сам всю победоносную кампанию. 
Обиженным оказался один Рокоссовский, который уже предвкушал лавры покорителя 
Берлина, но вдруг судьба отвернулась от него — и пришлось передать фронт Жукову.
 Много лет Рокоссовский и Жуков считались друзьями, но горький осадок в душе 
Константина Константиновича остался на всю жизнь. И не только остался, но порой 
и выплескивался. (Но об этом — позже).




Крымская конференция


Первым о необходимости очередной встречи глав трех государств заговорил 
президент США Рузвельт. 19 июля 1944 года в своем послании Сталину он писал: 
«Поскольку события развиваются так стремительно и так успешно, я думаю, что в 
возможно скором времени следовало бы устроить встречу между Вами, 
премьер-министром и мною». 20 июля с аналогичным предложением обратился к