Я набрал номер телефона Ивана Колоса и сказал ему: — Ваня, я хочу 
воспользоваться твоим рассказом о восстании в Варшаве и о том, как ты выполнял 
задание командующего фронтом. — Ну что ж, Володя, спасибо за то, что ты меня не 
забываешь. Расскажи, расскажи, пусть знают, особенно молодежь, как нелегко нам 
давалась победа. Мы поговорили еще о делах, не имеющих отношения к моему 
последующему рассказу, и я повесил трубку. Вот что Колос пишет в своей книге: 
«Первоначальный этап общей операции, начавшейся в районе Витебска и Бобруйска, 
должен был закончиться на линии Буга. Быстрый разгром противника в Белоруссии 
позволил нашему командованию наметить дальнейший план форсирования Буга и 
освобождения Люблина. Это был уже последний этап летней операции, дальше 
предстояла новая концентрация сил и сокращение растянутых коммуникаций». Я 
напомню читателям, что первоначальный этап, о котором говорит Колос, как раз и 
связан с моим заданием, которое я выполнял в Витебске, — принес тогда снимки 
укреплений так называемого «Медвежьего вала». И вот этот этап, как говорит 
Колос, для меня здесь заканчивался, а ему предстояло выполнять задание для 
новой крупной операции. Кстати, и события у Колоса развивались подобно тому, 
как было у меня под Витебском. Его срочно вызвали к командующему. Дальше я 
привожу рассказ самого Колоса: « — В кабинете командующего были Рокоссовский и 
член Военного совета генерал-лейтенант Телегин. Рокоссовский встретил меня 
очень радушно, поздоровался, пригласил сесть и спросил: „Вы знаете о том, что в 
Варшаве восстание?“ Я ответил, что знаю. Дальше Рокоссовский, внимательно 
посмотрев мне в глаза, спросил: — Готовы ли вы к выполнению сложного задания? — 
Так точно! — Так вот. Мы отправляем самолетами в Варшаву медикаменты, оружие, 
продовольствие для повстанцев и не знаем, в чьи руки это все попадает. Так что 
вам поручается завтра вылететь на самолете, с парашютом приземлиться в 
осажденную Варшаву, выяснить обстановку в городе, связаться с командованием 
восставших и доложить нам по радио о том, какая там обстановка, какие 
гитлеровские части действуют в районе Варшавы. С вами вылетит радист, ваш 
старый друг Дмитрий Стенько. Я встал, больше говорить, собственно, было не о 
чем, и готов был к выполнению данного мне поручения. Командующий пожал мне руку 
и очень тепло сказал: — Счастливого вам возвращения». Выполняя задание 
командующего, Колос с радистом Димой, ночью, с небольшой высоты выпрыгнули с 
самолета. Летели они на двух так называемых «кукурузниках», потому что каждый 
такой самолет мог брать всего одного пассажира. И поскольку прыжок был совершен 
с небольшой высоты, Ваня раскрыл парашют уже перед самым приземлением. От этого 
произошел очень сильный удар о землю. Да, собственно, и не о землю, он упал на 
развалины, на груду кирпича, обломки какого-то здания. Ударился очень сильно, 
потерял сознание. Как выяснилось потом, повредил руку и получил небольшое 
сотрясение мозга. Его нашли повстанцы. Очень повезло, что это были бойцы Армии 
Людовой: не те, которые действовали по указке из Лондона, а те, которые 
сотрудничали с нами. Эти отряды возглавлял майор Сэнк. С ним дальше Колос и 
взаимодействовал. Не буду пересказывать все трудности, которые пришлось 
пережить Ване Колосу при исполне нии задания, скажу только об одном: он сделал 
все и даже больше того, что ему поручалось. Поддерживая постоянную связь по 
радио, он сообщал нашему командованию о том, что происходит в Варшаве, и 
увязывал взаимодействие наших войск с восставшими. Вот как об этом рассказывает 
сам Иван Колос: е— Не так-то просто было встретиться с руководством 
представителей из Лондона. Но все же, благодаря моей настойчивости, я добился 
этой встречи, и в назначенный день меня принял сначала заместитель 
Бур-Комаровского генерал Монтер в своем кабинете. И когда мы с ним беседовали, 
дверь распахнулась, сопровождаемые адъютантом, в кабинет пошли два человека в 
штатском. Генерал Монтер поднялся. Встали и мы. Адъютант подвинул вошедшим два 
кресла. Они обменялись со мной молчаливым поклоном. — Мы слушаем вас, — 
проговорил Монтер, выжидательно взглянув на меня. Я коротко изложил наши 
соображения по освобождению Варшавы. — С ответом придется подождать, — сказал 
Монтер, — но моя обязанность напомнить вам, что Советы вступают в какое-то 
сомнительное отношение с кучкой самозванцев, засевших в Люблине. А это многих 
настораживает. — Не знаю, о каких людях говорит пан генерал, волонтеры, а также 
весьма многие офицеры Армии Краевой относятся кСоветам, как и к другим 
союзникам, с полным доверием, Сейчас речь о совместных усилиях повстанцев, 
Советской Армии и Войска Польского в освобождении Варшавы. Человек в очках 
сердито перебил меня (это был Бур-Комаровский): — Никакого Войска Польского, 
кроме того, что сражается здесь, не существует! Все присутствующие замолчали. 
Наконец генерал Монтер сказал: — Считаю разговор исчерпанным. Прошу подождать. 
Все, кроме адъютанта, вышли из комнаты. Через некоторое время Монтер вернулся и 
сказал: — Окончательный ответ получите на днях. Но так этого «окончательного 
ответа» и не последовало, и лондонские ставленники продолжали проводить 
сепаратистскую линию. Вскоре они приняли условия капитуляции, которые им 
предложили гитлеровцы. Всех повстанцев-волонтеров, добровольно сложивших оружие,
 гитлеровцы согнали в концентрационный лагерь в Прушкове (недалеко от Варшавы), 
а Бур-Комаровскому был предоставлен самолет, и он вылетел сначала в Швейцарию, 
а затем в Лондон. Повстанцы и партизаны, руководимые коммунистами, продолжали 
сопротивление до последнего, и с ними Иван Колос прошел эту тяжкую эпопею до 
конца. Жуков разобрался со всем происходящим и так пишет о своем впечатлении 
после изучения сложившейся здесь ситуации: <'Мне была непонятна оперативная 
цель этого наступления, сильно изматывающая наши войска. К. К. Рокоссовский был 
со мной согласен, но Верховный требовал выхода 47-й армии на Вислу, на участок 
Модлин — Варшава и расширения плацдарма на реке Нарев". Через некоторое время, 
еще раз убедившись, что после тяжелых и неудачных боев части наши обескровлены 
и никакого успеха они не добьются, Жуков позвонил Сталину и сказал: — Я прошу