Вышинский:— Позвольте Крестинского сейчас спросить. (Крестинскому): — Вы 
подтверждаете это?

Крестинский: —Да, подтверждаю. Совещание это было у Розенгольца. Это было в 
начале апреля. Мы на этом совещании говорили уже об аресте Ягоды и исходили из 
этого ареста как из факта. Об аресте Ягоды я узнал 2—3 апреля. Значит, это было 
в апреле месяце.

Вышинский:— Вы были также осведомлены об участии Ягоды в заговоре?

Крестинский: —Да, я об этом уже говорил вчера.

Вышинский:— Садитесь. Обвиняемый Розенгольц, продолжайте.

Розенгольц:— Тут же встал вопрос о террористическом акте. Мы с Крестинским 
обсуждали вопрос о возможном террористическом акте в отношении Председателя 
Совнаркома Молотова.

Вышинский:— Обвиняемый Крестинский, обсуждали вы вопрос о террористическом акте 
против Вячеслава Михайловича Молотова?

Крестинский:— Мы обсуждали с ним вопрос иначе — в более широком разрезе...

Вышинский:— Этот вопрос стоял у вас?

Крестинский:— Мы с ним говорили вообще о необходимости восстановить 
террористическую деятельность троцкистов, прервавшуюся после смерти Пятакова, и 
на эту тему мы говорили с Розенгольцем и Гамарником, говорили о необходимости 
террористических актов против руководителей партии и правительства.

Вышинский:— Против кого именно?

Крестинский:— Имелись в виду Сталин, Молотов и Каганович.

Вышинский:— Подсудимый Розенгольц, был ли у вас лично преступный замысел 
осуществить террористический акт против кого-либо из руководителей Советского 
правительства?

Розенгольц:— Да, я об этом показал и подтверждаю.

Вышинский:— Вы лично намеревались совершить террористический акт?

Розенгольц: — Да.

Вышинский: —Может быть, вы скажете, против кого?

Розенгольц:— Против... как показано мной на предварительном следствии, против 
Иосифа Виссарионовича Сталина.

Таким образом, выявляется, что убийство Кирова было началом целой серии 
террористических актов с целью захвата власти. Слухи, которые распускали 
троцкисты об устранении Кирова как конкурента Сталина, с полной очевидностью 
опровергаются как дезинформация, дымовая завеса, чтобы скрыть преступные 
замыслы самих заговорщиков.




Военный заговор


В 1990 году я написал книгу «Расстрелянные маршалы», есть в ней очерк и о М. Н. 
Тухачевском. Очерк написан в «оправдательном» стиле, в соответствии с 
опубликованными в те годы газетными и журнальными статьями и реабилитаци-онной 
эйфорией, которой поддался и я.

В ходе работы над книгой «Генералиссимус» я более глубоко разобрался в причинах 
репрессий, опираясь на новые архивные документы, рассекреченные в перестроечные 
годы. В связи с этим пусть не удивляет читателей иная оценка и иной подход к 
«делу Тухачевского», не совпадающие с тем, что было написано мной прежде.

Собирая и изучая материалы об этом очень громком «деле» 1937 года, я как и 
прежде стремился находить первоисточники — людей, имевших непосредственное 
отношение к событиям и подсудимым.

Одним из немногих свидетелей, который долгие годы работал рядом с заговорщиками,
 знал их еще с гражданской войны, был Молотов. Поэтому я не раз расспрашивал 
его во время наших бесед и даже высказывал мысли, которые у меня были: