признания того, что наши жизненные пространства могут соседствовать без 
претензий друг к другу, и кончая практическим разграничением сфер влияния, что 
привело к германо-советскому пакту о дружбе и границе...”

Далее Риббентроп сделал обзор событий, происшедших за минувший год. Он убеждал 
Сталина, что пакт Берлин — Рим — Токио вовсе не направлен против Советского 
Союза. “Три державы в одинаковой степени придерживались того мнения, что этот 
пакт ни в коем случае не нацелен против Советского Союза, что, напротив, 
дружеские отношения трех держав и их договоры с СССР ни в коем случае не должны 
быть этим соглашением затронуты...”

Затем Риббентроп изложил главную мысль, ради которой было написано такое 
пространное письмо:

“В заключение я хотел бы заявить в полном соответствии с мнением фюрера, что 
историческая задача четырех держав заключается в том, чтобы согласовать свои 
долгосрочные политические цели и, разграничив между собой сферы интересов в 
мировом масштабе, направить по правильному пути будущее своих народов...”

Если говорить прямым, недипломатическим языком, Германия предлагала Советскому 
Союзу вступить в союз с государствами, образовавшими треугольник Берлин — Рим — 
Токио, и таким образом превратить этот треугольник в четырехугольник, 
договориться о разделении сфер влияния в мировом масштабе, или если не в 
мировом, то уж, во всяком случае, на континенте Европы и Азии.

Далее Риббентроп писал:

“Мы были бы рады, если бы господин Молотов нанес нам в Берлин визит для 
дальнейшего выяснения вопросов, имеющих решающее значение для будущего наших 
народов и для обсуждения их в конкретной форме... Его визит, кроме того, 
предоставит фюреру возможность лично высказать господину Молотову свои взгляды 
на будущий характер отношений между нашими странами... Если затем, как я с 
уверенностью ожидаю, мне придется поработать над согласованием нашей общей 
политики, я буду счастлив снова лично прибыть в Москву, чтобы совместно с Вами, 
мой дорогой господин Сталин, подвести итог обмену мнениями и обсудить, возможно,
 вместе с представителями Японии и Италии, основы политики, которая сможет всем 
нам принести практические выгоды.

С наилучшими пожеланиями, преданный Вам

Риббентроп”.

Шуленбург передал это письмо Молотову, за что получил настоящую головомойку от 
Риббентропа, тот просто негодовал: почему он отдал Молотову письмо, 
адресованное лично Сталину?! Шуленбург оправдывался перед министром, и мне 
кажутся любопытными некоторые его аргументы — приведу отдельные выдержки из его 
телеграммы:

“Письмо, предназначенное Сталину, я вручил Молотову потому, что хорошо знаю 
существующие здесь деловые и личные отношения... Предложение с моей стороны 
вручить письмо непосредственно Сталину вызвало бы серьезное раздражение 
господина Молотова. Мне казалось необходимым избежать этого, так как Молотов — 
ближайшее доверенное лицо Сталина и нам придется в будущем иметь с ним дело по 
всем крупнейшим политическим вопросам...

То, что письмо не было вручено до 17 октября, объясняется тем, что я не смог 
прибыть в Москву до вечера 15 октября из-за опоздания самолета. Перед тем как 
вручить письмо, мы должны были сначала перевести его на русский язык, поскольку 
мы знаем из опыта, что переводы, сделанные советскими переводчиками, плохи и 
полны ошибок. Учитывая чрезвычайную политическую важность письма, было 
необходимо передать его Сталину в безупречном переводе, так чтобы в его 
содержание не вкрались неточности. При самых энергичных усилиях было невозможно 
в более короткий срок перевести это длинное и важное послание на русский язык и 
отпечатать по-русски окончательный экземпляр”.

Молотов действительно передал это письмо Сталину, как и обещал, и 22 октября 
вручил ответное письмо Сталина в запечатанном конверте. Но при этом у Молотова 
была и копия этого письма. Вот оно:

“Дорогой господин Риббентроп!

Я получил Ваше письмо. Искренне Вас благодарю за Ваше доверие, а также за 
содержащийся в Вашем письме ценный анализ недавних событий.

Я согласен с Вами в том, что, безусловно, дальнейшее улучшение отношений между 
нашими странами возможно лишь на прочной основе разграничения долгосрочных 
взаимных интересов. Господин Молотов согласен с тем, что он обязан отплатить 
Вам ответным визитом в Берлин. Поэтому он принимает Ваше приглашение.

Нам остается договориться о дате его прибытия в Берлин. Для господина Молотова