снежный обвал. Георгий Константинович не считался с общественным мнением — 
ухаживал открыто, встречал Галину, когда она заканчивала работу, провожал домой,
 приглашал в театр, дарил цветы. Начальству об этом стало известно. Оно не 
одобряло поведение маршала: женатый человек, взрослые дети, самому за пятьдесят.
 Что это — седина в голову, а бес в ребро? Ну, поступал бы, как многие — 
встречался бы тайно и все было бы шито—крыто. Но Жуков и в любви был 
прямолинейный и несгибаемый. Он, позднее, развелся с первой женой, не опасаясь 
мнения начальства (разводы тогда очень не одобрялись) — не посчитался с тем, 
как отнесутся к этому дочери, друзья, сослуживцы. Он решительно ломал все, 
расчищая себе путь к счастью, которое он отныне видел только в жизни рядом с 
этой женщиной. И, преодолев все преграды, он прожил последние свои шестнадцать 
лет счастливо с Галиной Александровной, несмотря на все унижения и 
преследования.
В 1957 году (уже в Москве) у них родилась дочь Маша (Жуков очень гордился этим 
— ведь ему было 60 лет!». Маша мне рассказывала (в 1993 г.) о том, как непросто 
ее родителям давалось счастье:
— Да, им обоим пришлось повоевать за свою любовь. Георгия Константиновича 
вызывал Хрущев, отношения отца с мамой обсуждались на Президиуме ЦК. А маму 
бедную и с работы грозились уволить, и из партии выгнать, если она «не 
одумается». Мама была талантливым врачом, ее очень любили больные, работала она 
в госпитале имени Бурденко. И вот ее как военнообязанную вызывает «на ковер» 
начальник Главпура. Она уже была в то время в положении (родителям удалось 
оформить брак лишь после моего рождения). Представляю, что она должна была 
чувствовать, идя к начальнику на проработку… Но, знаете, в ней всегда было 
чувство собственного достоинства… Дословно помню фразу, которую она сказала: «Я 
шла с гордо поднятой головой». В этом — моя мама. В то время мои будущие 
родители не могли быть все время вместе. Расставаясь, они писали друг другу 
теплые, я бы даже сказала, поэтичные письма.
С разрешения Маши я привожу два письма Георгия Константиновича, но даже по этим 
коротким строкам читатели поймут об огромной любви и счастье маршала.

«Галина, любимая! — (пишет из Гурзуфа) — Как жаль, что нет здесь тебя: небо 
голубое, море зелено—голубое, теплое, ласковое и манящее в свои объятия. Родная 
моя! Мне тебя не хватает, без тебя я скучаю. Пусть тебя хранит моя любовь, моя 
мечта о тебе».

В следующем году пишет из Карлсбада:

«В каком настроении ты вернулась в Москву? Я так давно о тебе ничего не знаю. 
Надеюсь, что все у тебя хорошо. А как ты? Все та ли — нежная, ласковая, 
доверчивая и часто наивная, но до конца преданная? Когда я уезжал, ты говорила, 
что пришлешь мне только одно письмо, может быть, пришлешь еще. Я так люблю их 
читать, они такие содержательные и душевные. С тобой или без тебя, днем или 
ночью, всегда о тебе думаю, чувствую тебя в сердце, в душе и в окружении. Даже 
глядя на море всегда вижу тебя — то лучезарной, то печальной, но всегда горячо 
мною любимой, всегда желанной, всегда нежной. Надеюсь, что встречу тебя 
здоровой и жизнерадостной. Скучающий и горячо любящий. Георгий».

Их любовь крепла и разгоралась с каждым днем и угасла с последним вздохом. Я 
уверен, что, умирая, Георгий Константинович мысленно произносил имя своей 
ненаглядной Галины Александровны.
У каждого человека поступки соответствуют его характеру. Жуков никогда ничего 
не делал в полсилы — служить так от всей души, отдавая себя всего без остатка, 
бить врагов так до полного разгрома, любить так уж так, чтоб трепетала каждая 
кровинка в могучем сердце.
Все это нам предстоит еще увидеть и узнать, а пока мы присутствуем при первых 
встречах Георгия Константиновича с Галиной Александровной в Свердловске.



Сталин усложняет «игру»

Нет, что ни говорите, а все же Сталин был дальновидным политиканом. Уж каких 
только уловок и каверз он не предпринимал против Жукова, и вдруг, после всего 
этого не кто—нибудь, а сам Сталин, дает команду, чтобы Жукова избрали делегатом 
на XIX съезд партии.
2 октября 1952 года, в Большом кремлевском дворце, члены Политбюро заняли свои 
места. И как иконостас из живых вождей сидели перед делегатами съезда на 
крутоступенчатой трибуне. Жуков, глядя на них, наверное, отмечал про себя 
перемены во внешности руководителей и в «партийном этикете» — сидели не в том 
порядке как раньше.
Сталин очень постарел, ссутулился, мышцы на лице обвисли, а когда—то густая, 
жесткая шевелюра, теперь превратилась в остатки седых редких волос. Да, очень 
сдал Верховный! И было отчего — через такую войну пройти! Сколько в ней перенес 
нервотрепки. А после победы — разрушенная, голодная страна — надо поднимать 
хозяйство, — и все это без помощи со стороны. И поднял! В 1948 году уже были 
отменены карточки на хлеб и продукты. Много поработал старик. Жуков знал только 
то, о чем мог прочитать в газетах. Но даже по внешнему «раскладу» можно было 
догадаться о напряженной борьбе за власть, которая идет на самом верху. Раньше 
вторым человеком после Сталина был Молотов. Теперь он отодвинут на задний план.