Седьмое.
О том, что не желал подписываться на заем, это также клевета. Никогда меньше 1 
1/2–2–х месячных окладов я не подписывался. Это можно подтвердить документами.


Восьмое.
Партвзносы действительно платил Семочкин, так как я состоял в парторганизации 
Генштаба, а большей частью я был на фронте и, чтобы не просрочить партвзнос, 
поручал Семочкину производить партвзнос.

В заключение я заявляю со всей ответственностью:
1. Семочкин явно клевещет на меня. Я очень прошу проверить, был ли у меня 
подобный разговор с Коневым и другими, как надо обманывать тов. Сталина об 
обстановке.
2. Семочкин клевещет на меня, рассчитывая на то, что он является вторым, после 
Новикова, свидетелем о якобы моих антисоветских взглядах и что ему наверняка 
поверят.
Я глубоко сознаю свою ошибку в том, что поделился с ним сведениями о 
клеветническом заявлении Новикова и дал ему в руки козырь для нечестных 
разговоров, антисоветских разговоров и, наконец, против меня.
3. Прошу Центральный Комитет партии учесть то, что некоторые ошибки во время 
войны я наделал без злого умысла и я на деле никогда не был плохим слугою 
партии, Родине и великому Сталину.
Я всегда честно и добросовестно выполнял все поручения тов. Сталина.
Я даю крепкую клятву большевика не допускать подобных ошибок и глупостей.
Я уверен, что я еще нужен буду Родине, великому вождю тов. Сталину и партии.
Прошу оставить меня в партии. Я исправлю допущенные ошибки и не позволю 
замарать высокое звание члена Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков).

Член ВКП(б)
Жуков

12.1.48 г.».

Молотов тоже посчитал нужным объясниться, не столько в оправдание Жукова, 
сколько заботясь о своей репутации.

«Тов. Жданову
В связи с заявлением Жукова от 12 января с.г. считаю нужным сообщить следующее:
1. По моему указанию, в порядке распоряжения Совнаркома СССР от 23 августа 1945 
года была выдана одна трофейная легковая автомашина писателю Славину в 
возмещение автомашины, похищенной у него в начале войны (в этот же день было 
дано аналогичное распоряжение для писателей Кирсанова и Лидина и др.).
2. Мною выяснено, что моею дочерью Светланой в 1945 году был сделан один ценный 
подарок ко дню рождения подруги — дочери Жукова — золотое кольцо с бриллиантом, 
купленное в комиссионном магазине за 1200 рублей. Остальные подарки в 
аналогичных случаях — неценные безделушки.
В. Молотов
21.1.48».

Таким образом, версия с чемоданом рухнула. Нетрудно представить, в каких 
выражениях высказал Сталин свое мнение Абакумову по этому поводу. Министру 
госбезопасности (к тому времени так именовались бывшие наркомы) надо было 
как—то поддержать свое реноме перед «отцом родным».
В феврале 1948 года (предыдущие события происходили в январе) Абакумов обратил 
внимание на протокол допроса по делу о хищении драгоценностей крупными 
работниками ГБ в Берлине. Это было то, что нужно Абакумову. Тут и ненавистного 
Серова можно подсидеть и драгоценности опять обретают реальный смысл.
Кстати, на того же Абакумова в своем доносе Сталину писал Серов следующее:

«Мне неприятно, товарищ Сталин, вспоминать многочисленные факты самоснабжения 
Абакумова во время войны за счет трофеев, но о некоторых из них считаю нужным 
доложить.
…во время Отечественной войны в Москву прибыл эшелон более 20 вагонов с 
трофейным имуществом в числе которого ретивые подхалимы Абакумова из «Смерш» 
прислали ему полный вагон, нагруженный имуществом, с надписью «Абакумову».
…в Крыму еще лилась кровь солдат и офицеров Советской Армии, освобождавших 
Севастополь, а его адъютант Кузнецов (ныне «охраняет» Абакумова) прилетел к 
начальнику управления контрразведки «Смерш» и нагрузил полный самолет 
трофейного имущества…»

Но пока Сталин все прощал Абакумову.
Итак, вот несколько абзацев из протокола допроса бывшего начальника 
оперативного сектора МВД в Берлине генерал—майора Сиднева.


«
Вопрос.
После вашего отъезда из Берлина были вскрыты крупные хищения ценных вещей и 
золота, в которых вы принимали непосредственное участие. Показывайте об этом.