|
Это личные ощущения. Не могу утверждать, что все фронтовики (да и те, кто жил в
тылу) чувствовали то же, но нечто похожее несомненно. А в масштабах
исторических, государственных наступал новый этап бурного двадцатого века. Ох и
грозный век выпал на нашу долю! Только в первой половине его прогремели две
самых истребительных мировых войны.
Наше поколение узнало, как начинается война и как перемалывают ее безжалостные
жернова миллионы людей. Теперь мы познали на себе, что означают слова — война
есть продолжение политики иными (вооруженными) средствами. Предстояло спокойно
оглядеться и понять, что же мы натворили? Об этом мудрец сказал: «История — это
политика, обращенная в прошлое». Опять политика! Но эти две политики мы уже
попробовали. А какая политика начинается? Конец войны — начало чего? Мы знали
об этом по учебникам, книгам, кинофильмам да картинам в музеях. Что же
вспомнилось? Как завершались войны и как люди вступали в мир? Захват, дележ
добычи, месть за погибших родственников и друзей, пьянство и обжорство в домах
побежденных, насилие над женщинами, мародерство и постепенное разложение армии.
Во все века завоеватели грабили, разрушали, жгли захваченные города. В древние
времена жителей истребляли или обращали в рабов. Извините за хрестоматийные
примеры, других просто нет. История одна, в ней ничто не меняется.
Так в 147 году до нашей эры римляне после трехлетней осады штурмом взяли
Карфаген и не только разрушили до основания один из красивейших городов того
времени, но еще и распахали его территорию, чтоб никогда не возродился! Жители
Карфагена были обращены в рабов и распроданы.
После вступления в Москву Наполеона от нее осталось пепелище. Правда, французам
помогали жечь патриоты, но как бы там ни было, а от первопрестольной после
врагов тлели одни головешки да несколько обгоревших каменных строений.
Однако бывало и иное — русские войска, изгнав Бонапарта, вступили в Париж и не
тронули его жителей, пощадили, не мстили за убитых в боях, да и без боев,
соотечественников, не рушили, не грабили дома, как это делали французы на нашей
земле.
По замыслу Гитлера, после захвата Москвы, ее надлежало сравнять с землей и
затопить. Там, где находился город, должно образоваться море, чтобы никогда не
возродилась столица русского народа. Ни один ее житель — будь то мужчина,
женщина или ребенок — не должны покинуть Москву — всех уничтожить! Фюрер явно
хотел превзойти завоевателей Карфагена!
И, повторяя благородство своих предков, российские воины (немцы всех советских
воинов независимо от национальности звали русскими), войдя в Берлин, не грабили,
не разрушали, не мстили. Наша армия проявляла великий гуманизм и благородство.
И было это не легко и не просто. Ну, а если и случались поступки, похожие на те,
что творили завоеватели в далекие времена, так это были единицы, к тому же за
такое карали.
Жуков обошел пешком центр города, ездить по улицам еще было невозможно, они
были завалены обломками рухнувших зданий, побитой техникой, вражеской и нашей.
3 мая Жуков в сопровождении генералов и офицеров своего штаба пришел к
рейхстагу. Об этом эпизоде, небольшом, но значительном в историческом плане,
мне пришлось услышать достоверный рассказ полковника Зинченко Федора
Матвеевича:
— Я командовал 756 стрелковым полком 150 стрелковой дивизии. 24 апреля мы
первыми ворвались на окраину Берлина, а 30 апреля наши бойцы водрузили знамя
победы над рейхстагом.
— Кто придумал, кто начал делать надписи на стенах рейхстага? Может быть, ваши
бойцы, как только вышли к его стенам?
— Нет, мы еще вели бой внутри здания, а надписи уже появились. Я вышел из
рейхстага после боев, смотрю, уже весь низ исписан. Стали подниматься выше, на
плечи друг другу вставали. А потом лестницу нашли в подвале, притащили и
расписали весь дом до самых карнизов.
— Жуков тоже расписался?
— Да, и он, и сопровождавшие его генералы.
— А как это произошло?
— Первым его встретил один из моих комбатов — капитан Неустроев, а потом и я
подошел, как только мне сообщили, что командующий фронтом прибыл. Жуков читал
надписи на стенах, улыбался, был очень доволен. Спросил: «Как же наверх, до
карнизов добрались?» Я рассказал, показал лестницу. Неустроева спросил: «Ну, вы,
конечно, первым расписались?» «Никак нет, товарищ маршал, — ответил капитан, —
пока мы фашистов внутри добивали, тут уже другие свои надписи сделали».
Жуков больше часа беседовал с солдатами, которые ходили за ним вокруг рейхстага,
а потом и сам расписался на одной стене…
* * *
Я был в рейхстаге в шестидесятых годах, внутри на первом этаже немцы устроили
выставочный зал. Все здание еще не было капитально отремонтировано, однако
снаружи стены оштукатурены и все надписи, в том числе и подпись Жукова,
уничтожены.
В связи с этим мне вспомнились слова Георгия Константиновича, которые он сказал
капитану Неустроеву, в утешение, что бойцы его батальона не первыми расписались
на рейхстаге:
— Это не беда, свои имена вы и без того вписали в историю на веки вечные!
* * *
Немцы боязливо выглядывали из подвалов — ждали обещанной гитлеровской
пропагандой кровавой расправы.
Но загадочные русские стали расчищать улицы, гасить пожары.
Позднее, на пресс—конференции Жукову был задан такой вопрос:
|
|