касается вашего вызова, вашего разговора, то я считаю, что он, безусловно, 
полезен. Во всяком случае он заставляет меня присмотреться к людям, к моим 
товарищам, которые меня окружают. Я вам весьма благодарен за то, что вы меня 
пригласили. У меня спросили: «Значит, вы довольны, что мы вас вызвали?» Я 
говорю: «У меня нет оснований быть недовольным». Они добивались признания: 
доволен я или нет, как я реагирую. Я сказал, что я весьма признателен.
Якобы беседовавшие заявили: «Вот видите, мы достаточно чутко и уважительно к 
вам относимся».
Я говорю: «Спасибо за такую чуткость и за такое уважение». Но потом я говорю: 
«Вот я пять—шесть лет по существу ничего не делаю, но ведь я еще 
работоспособный человек». Это я в порядке разведки. «Я физически, слава богу, 
чувствую себя хорошо и умственно до сих пор чувствую, что я еще не рехнулся и 
память у меня хорошая, навыки и знания хорошие, меня можно было бы использовать.
 Используйте. Я готов за Родину служить на любом посту».
Мне было сказано: «Да, но это будет зависеть от вашего дальнейшего поведения».
Я говорю: «Поведение у меня всегда партийное, но вот видите, тут не совсем 
хорошо получается. А потом, почему меня, собственно, отбросили, я не понимаю. Я 
Родине отдал почти всю жизнь. Меня даже лишили возможности работать в этой 
группе».
«Я читаю и пишу. Я могу показать то, что я пишу. Ничего плохого я не пишу. 
Передайте, говорю, привет Никите Сергеевичу, поблагодарите его за внимание».
На вопрос жены: «Но они дружелюбно к тебе относились? Как ты понял?» — Жуков 
заявил: «Нет, ничего. А Сердюк особенно хорошо. Я бы сказал разговор велся 
правильно. К ним поступили материалы, они обязаны были разобраться, в чем дело, 
почему вдруг такие разговоры с моей стороны. Им надо было выяснить лично у 
меня».
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ
В. СЕМИЧАСТНЫЙ

Вот какие случаются метаморфозы в жизни — неприятный для Жукова документ, 
фактически — политический донос, превратился в архивный экспонат, в котором 
сохранена даже интонация прямой речи маршала. И характер его непреклонный 
опалой не сломили, тому подтверждение его безбоязненные слова в лицо высоким 
представителям Президиума ЦК.
«Я эту личность не уважаю. Как человека я его не уважаю. Это мое личное дело. 
Мне никто не может навязать, чтобы я его уважал…»
О своем образе жизни в эти годы: «…я избегаю всяких встреч и нигде не бываю», 
«за исключением Карманова — соседа по даче, …полковник один с женой…» (маршал, 
наверное имеет в виду Стрельникова, о котором читатели знают). «Я нигде не 
бываю, ушел от мира сего и живу в одиночестве, так как чувствую, меня на каждом 
шагу могут спровоцировать».
А как маршал скучает по работе, по войскам, по милой его сердцу армии. Он 
говорит, что вполне работоспособный человек «почему меня отбросили, я не 
понимаю… Используйте. Я готов за Родину служить на любом посту».
Но никаких должностей Жукову так и не предложили. Опала продолжалась. Настало 
время, когда Георгий Константинович полностью посвятил себя созданию своей 
замечательной книги — «воспоминаний и размышлений».



Сладкие муки творчества

Кроме Стрельникова, с которым встречи продолжались, у маршала появился еще один 
интересный для него собеседник. В 1963 году был опубликован роман писателя 
Василия Соколова «Вторжение». Жуков его прочитал. Книга ему понравилась и он 
написал на нескольких страницах обстоятельный отзыв и указал на некоторые 
неточности, касающиеся его, Жукова. В письме Жуков (по—моему, впервые сообщает, 
как был освобожден из лагеря Рокоссовский). Обычная версия по этому поводу 
ходит такая: перед войной пересмотрели некоторые дела, так как нужны были 
командные кадры и в эту полосу попал и Рокоссовский. Оказывается, не так 
обстояло дело. Жуков заступился за своего бывшего командира дивизии, у которого 
командовал полком, не испугался страшных обвинений, за которые осужден 
Рокоссовский, не поверил им, не побоялся неприятностей и для себя за такое 
заступничество. Вот что написал Жуков в письме Соколову по этому поводу:

«Я просил Сталина освободить его (Рокоссовского) из тюрьмы в 1941 году и 
направить в мое распоряжение в Киевский Особый военный округ, где он вскоре был 
мною назначен на 19 механизированный корпус, во главе которого он и вступил в 
войну».

Кроме письма, Жуков пожелал встретиться с писателем Соколовым. Встреча 
состоялась на квартире, где Жуков жил с Галиной Александровной, на набережной 
Тараса Шевченко. Разговор продолжался шесть часов. Поскольку Соколов работал 
над продолжением романа (который позднее вышел под названием «Крещение»), он 
использовал эту встречу в полной мере и перед уходом написал несколько вопросов 
и просил маршала на них ответить. Жуков ответил со всей своей добросовестностью.
 Два письма первое от 7 января и второе — 2 марта 1964 года, представляют собой,
 на мой взгляд, выдержки из уже написанных воспоминаний Жукова. Объем их больше 
тридцати страниц! Эти письма впервые опубликованы в статье Соколова, в сборнике 
«Маршал Жуков. Каким мы его знали» (издательство Политической литературы. 1988