|
Ведь теперь вы живете в эпоху антигероев. Кого знает наша публика? Разве того
парня, который вынес друга с поля боя? Нет, массы поклоняются вертящему
дурацкий барабан Якубовичу, славному сыну еврейского народа, ежепятнично
вопящему с экрана свои прибауточки. А выдернутые им посланцы земель русских,
стоя у крутящегося барабана, подносят ему дары своих краев: кто — сома, кто —
меду. Так, будто он — великий князь, святой или ордынский хан. Он славен не тем,
что изобрел невиданную машину, сражался с болезнями или приращивал славу
Империи. Он — всего лишь шут и фигляр, человечек низшего разряда. А его делают
аристократом! А все это осеняет титры: «проект Влада Листьева», очередного
«сына юриста», который не стоит и мизинца того мальчишки, который вел БТР в
огненном аду Грозного.
С завидным постоянством телевидение вливает нам в мозги целую шеренгу деятелей
подиума. Портных, мастерящих некую «высокую моду», корчащих из себя пуп
мироздания. Рядом с ними клубится мерзкий мир старых «мальчиков» и
экзальтированных особ, несущих на пожухших лицах следы всех пороков. Их фамилии
подчас звучат как польско-шляхетские, но мы-то знаем: их предки вышли из
грязных и крикливых местечек черты оседлости.
Но народ знает их больше, чем Сергия Радонежского и фельдмаршала Шереметьева,
чем всех русских воинов и творцов, вместе взятых. И это — намеренное
преступление, тонкое убийство ариославянской души, подмена тысячелетних
ценностей позолоченной грязью. Нас делают привычными к тому, что в час кровавый
и горестный, в который гибнет русская часть, заведенная в огневую ловушку с
пустыми обоймами, на экране улыбающиеся бабы будут все так же расхваливать
тампоны. И кривляться эстрадные шуты в женоподобных одеждах, брызжа весельем и
роскошью над русской кровью.
Мы никогда не смиримся с этим лживым, лицедейским, уродливым миром. Мы готовы
стереть его с лица русской земли беспощадно и навсегда. Ибо не желаем жить во
вселенной уродов и неполноценных. Мы устали от мерзости и слабости. Мы жаждем
власти героев. И возвращения к древним ценностям, традициям, к величайшей нашей
культуре.
Не говорите нам, что если не этот извращенный мир — так обязательно «стукачи»,
лагеря и очереди. Мир, как и Бог, триедин, и русский витязь в древних преданиях
останавливался перед перепутьем из трех дорог, а не на развилке. У нас есть
третий путь. К Третьему Риму. Наш разум давно вырвался из ложной дилеммы «либо
казарма и обкомы-обкомычи — либо шоумены, мафиози и банкиры». Ведь и
брежневский социализм, и западный рынок есть не что иное, как две стороны одной
медали. Они оба — царство низкой материи, толпы, субпассионариев, недочеловеков
и серости, ненавидящих все истинно духовное, истинно героическое, имперское.
Наш путь — не влево и не вправо, а прочь, к Царству Духа и тысячелетней славы!
В Советском Союзе были только зачатки Третьего Пути. Не сумев развить да
поддержать их, русские познали и познают доныне горечь национальной катастрофы.
ГЛАВА 20. ТИТАНОВЫЕ «НАУТИЛУСЫ» ИМПЕРИИ. НАЧАЛО ВОЙНЫ В ГИДРОКОСМОСЕ. МИСТИКА
ОКЕАНСКИХ ПРОРЫВОВ. ВОЗДУХ ТРОПИКОВ ВРЫВАЕТСЯ В РУБОЧНЫЕ ЛЮКИ.
1
Был пасмурный декабрьский день 1969 года. У пирса остановились несколько черных
тяжелых «Чаек». Захлопали дверцы. Щурясь от летевшего мелкого снега,
председатель комиссии контр-адмирал Маслов поправил фуражку и уверенно шагнул
вперед. Он и свита, отдав честь флагу корабля, поднялись на его борт.
— Товарищ контр-адмирал! Подводная лодка К-222 к выходу на испытания готова.
Командир подлодки, капитан первого ранга Голубков! — отрапортовал ему моложавый
офицер.
— Вольно! — ответил Маслов — Здравствуйте, Юрий Федорович! — Взгляд адмирала
невольно задержался на стремительном корпусе лодки. И он невольно залюбовался
ею. Шеститысячетонное, хищно вытянутое, словно у акулы, титановое тело с
обтекаемой башенкой рубки. Вздымается из воды хвост руля направления, похожий
на косой и длинный акулий плавник.
… Открытый люк поглощал их одного за другим, и ботинки стучали по скобам трапа.
Вслед за Масловым утроба субмарины приняла контр-адмиралов Горонцова и Мормуля.
… К-222 отвалила от стенки, уходя в море, к кромке льдов. Чтобы нырнуть под них
и дальше мчаться, выжимая максимум из реактора.
— С Богом, Николай Григорьевич! — шепнул Горонцов Мормулю. Тот лишь коротко
кивнул в ответ. Они знали, на что идут.
Между льдом и дном было только двести метров холодной водной толщи. Лодка
должна была идти на глубине «сто». Напряженно застыли на постах горизонтальные
и вертикальные рулевые, щелкнуло реле «автопилота». Каперанг Голубков отрывисто
отдал приказ командиру боевой части-5, кавторангу Самохину. Где-то за их
спинами стержни вдвинулись в реактор…
… Чтобы не упасть назад, все в центральном посту схватились за закрепленные
предметы — лодка резко набирала скорость. В уши ворвался гул обтекающей лодку
воды. Он нарастал, превращаясь в самолетный надсадный рев.
Двадцать пять узлов… Тридцать… Тридцать пять… Расширенные глаза людей в рубке
следили за счетчиком лага и стрелкой глубиномера. Контр-адмирал Маслов стиснул
поручень. Сорок два узла! Семьдесят семь километров в час под водой! Всего лишь
при 80 процентах мощности реактора.
Это был рекорд. Быстрее всех в мире. Сейчас лодка обогнала бы многие торпеды.
Ни один эсминец США сейчас не в силах настичь несущуюся К-222. Спустя годы на
страницах «Российской газеты» (15.03.96 г.) Николай Мормуль, бывший главный
корабельный инженер Северного флота, вспоминал:
|
|