сти 
которого
в то время выполнял комкор В. М. Мулин. Через два месяца В. М. Мулин был 
арестован
как “враг народа”, а это был не кто иной, как старый большевик, многие годы
просидевший в царской тюрьме за свою большевистскую деятельность. В вагоне меня
принял только что назначенный член Военного совета округа Ф. И. Голиков (ныне 
Маршал
Советского Союза). Он был назначен вместо арестованного члена Военного совета П.

 А.
Смирнова, мужественного и талантливого военачальника.
Задав мне ряд вопросов биографического порядка, Ф. И. Голиков спросил, нет ли у 

меня
кого?либо арестованных из числа родственников или друзей. Я ответил, что не 
знаю, так
как не поддерживаю связи со своими многочисленными родственниками. Что касается
близких родственников— матери и сестры, то они живут в настоящее время в 
деревне
Стрелковка и работают в колхозе. Из знакомых и друзей — много арестованных.
— Кто именно? — спросил Голиков.
Я ответил:
— Хорошо знал арестованного Уборевича, комкора Сердича, комкора Вайнера, 
комкора
Ковтюха, комкора Кутякова, комкора Косогова, комдива Верховского, комкора 
Грибова,
комкора Рокоссовского.
— А с кем из них вы дружили? — спросил Голиков.
— Дружил с Рокоссовским и Данилой Сердичем. С Рокоссовским учился в одной 
группе на
курсах усовершенствования командного состава кавалерии в городе Ленинграде и
совместно работал в 7?й Самарской кавдивизии. Дружил с комкором Косоговым и
комдивом Верховским при совместной работе в Инспекции кавалерии. Я считал этих
людей большими патриотами нашей Родины и честнейшими коммунистами, — ответил я.
— А вы сейчас о них такого же мнения? — глядя на меня в упор, спросил Голиков.
— Да, и сейчас.
Ф. И. Голиков резко встал с кресла и, покраснев до ушей, грубо сказал:
— А не опасно ли будущему комкору восхвалять врагов народа?
Я ответил, что я не знаю, за что их арестовали, думаю, что произошла какая?то 
ошибка. Я
почувствовал, что Ф. И. Голиков сразу настроился на недоброжелательный тон, 
видимо,
он остался неудовлетворенным моими ответами. Порывшись в своей объемистой папке,


он достал бумагу и минут пять ее читал, а потом сказал:
— Вот в донесении комиссара 3?го конного корпуса Юнга сообщается, что вы 
бываете до
грубости резок в обращении с подчиненными командирами и политработниками и что
иногда недооцениваете роль и значение политических работников. Верно ли это?
— Верно, но не так, как пишет Юнг. Я бываю резок не со всеми, а только с теми, 
кто
халатно выполняет порученное ему дело и безответственно несет свой долг службы. 

Что
касается роли и значения политработников, то я не ценю тех, кто формально 
выполняет
свой партийный долг, не работает над собой и не помогает командирам в решении
учебно?воспитательных задач, тех, кто критикует требовательных командиров,
занимается демагогией там, где надо проявить большевистскую твердость и
настойчивость, — ответил я.
— Есть сведения, что не без вашего ведома ваша жена крестила в церкви дочь Эллу.


Верно ли это? — продолжал Ф. И. Голиков.
— Это очень неумная выдумка. Поражаюсь, как мог Юнг, будучи неглупым человеком,
сообщить такую чушь, а тем более он, прежде чем написать, должен был бы 
провести
расследование.
Дальнейший разговор был прерван приходом в вагон исполнявшего должность
командующего войсками округа В. М. Мулина. Я раньше никогда не встречался с В. 
М.
Мулиным. При первой же встрече он произвел на меня очень хорошее впечатление 
своей
красивой наружностью, спокойным и мягким тоном разговора, умением коротко и 
ясно
выразить свою мысль. После предварительной беседы В. М. Мулин сказал:
— Военный совет округа предлагает назначить вас на должность командира 3?го 
конного
корпуса. Как вы лично относитесь к этому предложению?
Я ответил, что готов выполнять любую работу, которая мне будет поручена.
— Ну вот и отлично, — сказал В. М. Мулин.
Ф. И. Голиков протянул В. М. Мулину донесение комиссара 3?го конного корпуса Н. 

А.
Юнга, отдельные места которого были подчеркнуты красным карандашом.
В. М. Мулин, прочитав это донесение, сказал:
— Над