|
- Товарищ командир корпуса, немцы окружают!
До чего же противное это слово "окружают"! В первые дни войны много принесло
оно нам неприятностей. Вот и на этот раз один из полков 45-й дивизии охватила
паника, и он начал беспорядочно отходить.
Стараясь казаться как можно спокойнее, хотя все во мне кипело от негодования, я
сказал:
- На то и война, чтобы стоять лицом к врагу, видеть его и бить без оглядки. Вы
сейчас покинули своих товарищей, хотя никаким окружением здесь и не пахнет, а
два полка восемьдесят седьмой дивизии действительно попали в окружение, но не
дрогнули, а смело продолжают драться. Сегодня вы в трудную минуту подведете
соседей, завтра они оставят вас в беде, - что это будет за война?..
Около нас начали собираться другие солдаты. Подошли пулеметчики, таща за собой
прыгающий по истоптанным капустным грядкам "максим" и тяжелые коробки с лентами.
Лица у всех усталые. У многих белеют повязки.
Я заметил, что отдельные бойцы начали уже сами останавливать товарищей. Отход
был прекращен.
В это время подбежал задыхавшийся командир полка. Снаряжение на нем было ладно
пригнано, порванный рукав выгоревшей на солнце гимнастерки зашит хотя и неумело,
но старательно. Только осунувшееся лицо и покрасневшие от бессонных ночей
глаза говорили, как тяжело ему пришлось в последние дни,
"Эх, товарищ командир полка, - подумал я, - себя в руках вы держать умеете, а
вот подчиненных из рук выпустили". - Постройте людей!
Может быть, это было рискованно, ведь фашистская авиация господствовала в
воздухе, и в любую минуту над нами могли появиться вражеские самолеты. Но полк
требовалось привести в порядок, а строй всегда дисциплинирует солдат.
По сводкам мне было известно, что потери в частях большие, а теперь я своими
глазами увидел, как дорого нам обошлись первые бои. Выстроившийся полк был чуть
больше стрелкового батальона мирного времени.
Смотрю на строй и удивляюсь. Солдаты в полку в основном сибиряки, спокойные,
крепкие, не робкого десятка и вдруг поддались панике. Спрашиваю:
- Почему без приказа оставили позиции?
Молчат, потупились. Вижу: люди переживают, стыдятся своего поступка. И вдруг
чей-то по-сибирски окающий голос из строя:
- Разрешите сказать, товарищ полковник?
- Говорите!
- Мы бы, однако, сами не отошли. Да по цепи передали, что такой приказ есть,
потому что, мол, нас окружают.
Кто передал такое распоряжение - неизвестно. Я разъяснил, что это была
провокация, и приказал немедленно вернуться на прежний рубеж.
Сибиряки еще более суток держали оборону на широком фронте, прикрывая отход
частей своей дивизии. Когда же им действительно был отдан приказ отходить,
поверили не сразу:
- Опять провокация!
Командиру полка пришлось лично подтвердить, что на этот раз такой приказ
действительно получен. Полк отошел организованно.
Случались и несуразности. Помнится, сажусь однажды обедать, вдруг появляемся
прокурор. Почему-то со своими отнюдь не приятными делами он чаще всего приходил,
во время обеда. Человек был энергичный, но иногда проявлял ненужную
поспешность в выводах и порой слишком слепо держался буквы закона.
Прокурор открыл свою папку и вынул несколько листов бумаги. "Именем Союза
Советских Социалистических Республик..." - прочитал я на первом листе.
- Принес вам на утверждение приговор, - доложил прокурор. - Трибунал приговорил
шестерых солдат за добровольную сдачу в плен к высшей мере наказания -
расстрелу.
В тот период командир соединения должен был утверждать подобные приговоры.
|
|