Уже на другой день я почувствовал себя лучше. Несколько раз заходил ко мне 
Вишневский, осматривал, сам сделал перевязку. Я отказался ехать в далекий 
тыловой госпиталь и остался в Горке. 

Потянулись однообразные, скучные дни. Читать мне много не позволяли. В комнате, 
где я лежал, был только телефон ВЧ, но и тот все время молчал. От нечего делать 
я подолгу разглядывал бревенчатую стену, возле которой стояла моя кровать, и 
изучил все сучки на ней. 

В эти же дни у меня была большая радость. Генерал армии К. А. Мерецков и 
генерал-лейтенант Л. З. Мехлис от имени Президиума Верховного Совета СССР 
вручили мне высокую правительственную награду - орден Кутузова I степени. 
Генералы пришли в новой, только что введенной и еще непривычной форме с 
погонами. Я тоже облачился в китель, но встать с постели не мог. Так и принял 
орден, лежа в постели. 

Радовали и вести с фронтов. Крупные победы одержали войска Юго-Западного, 
Южного, Донского, Северо-Кавказского, Воронежского, Калининского фронтов. Были 
освобождены города Кантемировка, Миллерово, Элиста, Сальск, Моздок, Нальчик, 
Пятигорск, Армавир, Великие Луки, Воронеж и другие. Как хотелось быстрее встать 
в строй, чтобы участвовать в изгнании фашистских оккупантов с нашей земли! 

Доходили до меня и печальные известия о гибели старых друзей, славных боевых 
товарищей. 

Погиб командир авиационной дивизии, дважды Герой Советского Союза генерал 
Григорий Пантелеевич Кравченко. Вместе мы сражались на Халхин-Голе, вместе 
учились в Москве. Во время боев в Монголии Кравченко было 27 лет. Невысокого 
роста, коренастый и крепкий, с веселыми серыми глазами, он был полон юношеского 
задора и отваги. По нескольку раз в день поднимался на своем истребителе, 
бесстрашно вступая в бой с японцами. В годы Великой Отечественной войны во всем 
блеске проявились его замечательные командирские качества. И вот теперь 
Кравченко погиб. В воздушном бою гитлеровцы подбили его самолет. Григорий 
Пантелеевич выпрыгнул из горящей машины, но вражеская пулеметная очередь 
перебила тросик вытяжного парашюта, и главный купол не раскрылся. 

22 января погиб заместитель командующего Ленинградским фронтом по бронетанковым 
и механизированным войскам полковник Болотников, которого я тоже очень хорошо 
знал еще с довоенного времени. Он проводил совещание с командирами соединений, 
когда фашистский снаряд угодил прямо в землянку, где собрались офицеры. 
Полковник Болотников и командующий артиллерией 2-й ударной армии были убиты, 
несколько человек ранено. 

Жаль боевых друзей, но война есть война. Без жертв не обойтись. Оставалось 
думать только о том, чтобы отомстить врагу, скорее разгромить его. 

Операция, сделанная профессором А. А. Вишневским, оказалась удачной, и я, 
несмотря на то что ранение было тяжелым, за месяц настолько окреп, что во 
второй половине февраля уже мог немного ходить, опираясь на костыли. 

Мне несколько раз звонили из Генерального штаба, справлялись о здоровье. Я не 
мог понять причину такой заботливости, но потом меня прямо спросили, не могу ли 
я возглавить группу войск, которая должна была с севера перерезать так 
называемый "рамушевский коридор", а затем участвовать в уничтожении противника 
в демянском "мешке". 

Перспектива попасть на Северо-Западный фронт под Демянск, содействовать 
разгрому пятнадцати пехотных дивизий врага была весьма соблазнительной, но 
пришлось с горечью ответить: 

- Командовать могу, но пока только лежа. 

Как я досадовал на ранение, которое обрекало меня на вынужденное безделье в 
такое горячее время! 

А тут еще исчез куда-то мой порученец майор Чуканов. На все вопросы о нем 
адъютант Рожков отвечал уклончиво. Чуканов, мол, заболел, и его эвакуировали в 
госпиталь, но, чем заболел, неизвестно. 

Я не на шутку встревожился: майор Чуканов был инициативным, умным офицером, и 
мне не хотелось с ним расставаться. Однако вскоре выяснилась настоящая причина 
его исчезновения. Оказывается, по поручению Военного совета фронта он 
отправился за моей женой. 

Я узнал об этом только в день ее приезда. Когда Елена Владимировна вошла в 
комнату, я медленно поднялся ей навстречу, опираясь на костыли. 

- Опять в ногу, - тихо сказала жена. 

Действительно, трижды я был ранен и все три раза в правую ногу. Впервые это