- Командир-то у вас, оказывается, молодой, но уже опытный, - обратился я к 
солдатам. 

Разведчики дружно подтвердили, что сержант дело знает и требует правильно. А 
самый пожилой из них добавил: 

- Башковитый сынок! 

- Ну что ж, считаю, что ваш командир заслуживает звания, соответствующего 
занимаемой должности, - сказал я и велел адъютанту: - Сними-ка со своей 
гимнастерки пару кубиков, потом в штабе добудешь новые. 

Пока Рожков отвинчивал знаки различия, я карандашом написал приказ о том, что 
за умелое руководство боевыми действиями подразделения командиру взвода 
разведки присваивается воинское звание "младший лейтенант". 

Начальник разведки полка тут же зачитал приказ, и я прикрепил кубики к петлицам 
порозовевшего от смущения и радости командира взвода... 

Когда я вспоминаю бои, которые шли зимой 1942 года, в памяти невольно 
воскресают слова песни, популярной на нашем фронте: 

Выпьем за тех, кто неделями долгими 

В мерзлых лежал блиндажах, 

Бился за Ладогу, бился под Волховом, 

Не отступал ни на шаг! 

Выпьем за тех, кто командовал ротами, 

Кто умирал на снегу, 

Кто в Ленинград пробивался болотами, 

Горло сжимая врагу! 

Никогда не забыть мне ночную атаку 502-го полка 177-й стрелковой дивизии. Перед 
атакой я побывал у командира дивизии полковника А. Г. Козиева и вместе с 
начальником оперативного отдела полковником Беловым отправился к капитану 
Чумаку - командиру 502-го полка. 

Его наблюдательный пункт находился очень близко от переднего края, а отодвинуть 
его дальше не представлялось возможным: густой лес мешал наблюдению. Командир 
сидел в неглубокой яме, вырытой в снегу и прикрытой сверху плащ-палаткой. Мы 
едва втиснулись в эту яму, где было так же холодно, как и в лесу, разве только 
не дул ледяной ветер. 

Чумак зажег свечу, чтобы показать на карте исходные позиции батальонов. Язычок 
пламени клонится то в одну, то в другую сторону, вот-вот погаснет. 

- Сейчас начнем атаку, - сказал капитан, - Но снег проклятый мешает. 

Где-то сзади ударили орудия: началась артподготовка. После первых же выстрелов 
свеча погасла. Мы больше и не зажигали ее, она была уже не нужна. 

Вылезли из ямы. Над заснеженным полем вспыхивали ракеты. В их ярком, но 
холодном свете метались длинные черные тени деревьев. И было видно, как впереди 
медленно двигались фигурки людей в белых халатах. 

- Бойцы вязнут в снегу, а лыж на всех не хватает, товарищ генерал, - глухо 
сказал капитан Чумак. Он повернулся спиной к ветру и стал прикуривать, пряча в 
широких ладонях огонек спички. 

Внизу, в снежной яме, настойчиво запищал зуммер полевого телефона. Капитан 
нагнулся, связист протянул ему трубку. 

- Продвигаются! Вопреки всему продвигаются! - торжествовал Чумак, выслушав 
очередное донесение. Пар от дыхания капитана инеем оседал на трубке. 

За ночь полк продвинулся километра на два, уничтожив опорный пункт противника. 
На рассвете мы с капитаном Чумаком пошли по полю недавнего боя. Там, где прошли 
солдаты, виднелись глубокие извилистые борозды. Тела убитых не лежали, а стояли 
в снегу, наклонившись вперед. Казалось, что и мертвыми бойцы стремились в атаку.
 И не было среди убитых ни одного, который в последние минуты жизни повернулся 
бы спиной к врагу! 

Нужно было развить успех полка, ко на следующий день командир 177-й дивизии