на лопату, ответила без улыбки: 

- Мы-то копаем хорошо, а вот вы воюете плохо - к самому Ленинграду немцев 
пустили. 

Наступило неловкое молчание. Женщина была права. Что ей ответишь? 

- Муж-то у вас где? - спросил я, чтобы нарушить затянувшуюся паузу. 

- Где-то с вами... бегает! - Женщина вздохнула и снова взялась за лопату. 

Я задал несколько вопросов командиру, руководившему работой, и поспешил к 
машине. Мною овладело какое-то странное, противоречивое чувство, в котором 
смешивались гордость трудовым подвигом ленинградок и сознание своей вины перед 
ними. 

Для наблюдения за ходом разведки боем я выбрал НП на крыше большого 
семиэтажного дома. Отсюда в бинокль хорошо было видно побережье Финского залива.
 Вместе со мной на наблюдательном пункте находились работники оперативного 
отдела штаба армии, телефонисты. Поднялся сюда и член Военного совета армии 
председатель Ленинградского облисполкома Н. В. Соловьев. Он очень любил свой 
город, знал чуть ли не каждую улицу. Мы наводили бинокли на побережье залива, 
Соловьев же смотрел назад, на город, где медленно всплывали в вечереющее небо 
аэростаты воздушного заграждения. 

С тяжелым клекотом, прорезая воздух, над нами пронесся снаряд дальнобойной 
немецкой артиллерии. Где-то позади нас, за Кировским заводом, громыхнул взрыв. 
Гитлеровцы начали очередной обстрел города. 

- Опять чьи-то семьи остались без крова, опять жертвы, - взволнованно сказал 
Соловьев, сжимая перила решетки так, что побелели пальцы. 

Мы хорошо понимали его волнение. Но ответить ему никто не успел. В небо 
взлетели красные ракеты - сигнал атаки. Началась разведка боем. 

К резким хлопкам полковой и батальонной артиллерии, выдвинутой на прямую 
наводку, присоединились пулеметные и автоматные очереди, сухое потрескивание 
винтовочных выстрелов. Телефонисты стали принимать координаты выявленных целей 
и засеченных огневых точек противника. 

А снаряды тяжелых фашистских орудий продолжали падать на город, все ближе к 
зданию, на крыше которого мы находились. Оставаться здесь стало опасно, и я 
приказал всем спуститься вниз. 

Едва мы дошли до первого этажа, как наш большой дом вздрогнул. Раздался 
оглушительный грохот близкого разрыва. Потом послышался треск, скрежет металла, 
зазвенели оконные стекла. 

Мы выскочили на улицу, опасаясь, что дом рухнет. Однако он устоял. Снаряд попал 
как раз в то место, где находился наш НП. Теперь там, в крыше, зияла огромная 
дыра, обрушился угол дома, засыпав битым кирпичом и штукатуркой стоявшие у 
подъезда автомашины. Дом напоминал пирог, надкушенный с одного края. 

Квартиры были пусты, так что жертв не оказалось, если не считать того, что 
легко ранило связиста, который вернулся на крышу за оставленной там катушкой с 
телефонным кабелем. 

А еще через день гитлеровцы произвели огневой налет прямо по командному пункту 
армии на Московском шоссе. Я спускался в подвал, когда над КП разорвался снаряд,
 и в ту же минуту почувствовал такой сильный толчок в спину, что не удержался 
на ногах. Прямо на меня упал мой адъютант. Оказалось, что это он толкнул меня, 
и не напрасно: осколки, свистя, врезались в асфальт возле нас. Один из них 
пробил шинель и оцарапал адъютанту плечо. У стоявшей во дворе легковой 
автомашины взрывом сорвало радиатор. 

Так проходили дни. До самой середины октября шли бои в районе Урицка, у 
Петергофского шоссе, за совхоз "Пролетарский труд". И они явились для нас 
хорошей школой. 

В армии тогда было много командиров, призванных из запаса, не имевших прочной 
военной подготовки и опыта руководства боем. Наши командиры отличались отвагой, 
были преданы Родине, но отсутствие боевого опыта давало о себе знать. 

Особенно много недостатков было в организации разведки. Она велась, как правило,
 только перед фронтом и преимущественно большими группами. Не использовались 
слабо защищенные участки и стыки, через которые пять - шесть разведчиков могли 
бы незаметно проникнуть в тыл врага. Не случайно за время сентябрьских и 
октябрьских боев нам удалось захватить всего нескольких пленных. 

В наступлении иногда отставали тылы, хотя продвижение вперед было