Прошло еще полчаса. Нина начала шевелить застывшими пальцами. Яша посапывает, у 
него насморк. Савва трет прихваченное морозом ухо. Вася Громов жует что-то 
посиневшими губами. Занесенный поземкой, он выглядывает из сугроба, точно сурок 
из норки. 

Наконец впереди между вздрогнувшими елочками показалась коренастая фигура 
Сергея Бодрова с поднятым вверх дулом автомата. 

- Вперед! - скомандовала Нина, оттолкнулась локтями и сильными, юркими 
движениями поползла через просеку. 

Достигнув ее края, Нина белым комом скатилась под елочку в канаву. За ней 
следом один за другим кувыркнулись на дно канавы и остальные. 

Бодров встретил их предупреждающим знаком. 

- Дальше нельзя двигаться, - тихо проговорил он, сдвигая на затылок серую 
ушанку. - Впереди еще одна просека. Там сейчас немецкие саперы снимают мины. 

- И много их? - спросил долговязый телефонист Савва. Он был знаменит на всю 
дивизию тем, что в любое время дня и ночи, в любую погоду каким-то одному ему 
известным чутьем мог отыскать самое незаметное повреждение, исправить его, 
связать, как он говорил, "в веревочку". А провода он умел так прятать, что их 
сами связисты не могли обнаружить, не только разведчики противника. 
Разговаривал он только "кодовым" языком, изобретенным им самим и вызывавшим у 
товарищей неописуемое изумление и хохот. Свой "код" он пересыпал такими 
словечками, от которых, как говорил Яша Воробьев, даже лошади начинают 
пофыркивать. 

- Значит, одиннадцать колбасников с пулеметом и лягушка, то есть танк, вперед 
попрыгали? - повторил Савва ответ Сергея. 

- Да, и лягушка, - подтвердил Бодров, хмуря черные, вразлет ушедшие к вискам 
брови. 

- Грустно, и весьма, - отозвался Савва. 

Остальные, посматривая на задумавшегося Сергея, притихли. 

В лесу, нарастая и усиливаясь, закипал бой. Вася Громов, белокурый паренек 
маленького роста, переступая с ноги на ногу, потирал застывшие руки. Нина, сняв 
привязанные на шнурках рукавицы, что-то искала в фельдшерской сумке. Яша 
отряхивая от снега свой полушубок. 

- Что, Громов, озяб? - покуривая в рукав, спросил Сергей. 

- Угу! - промычал Вася посиневшими губами. 

- Папироску хочешь? - предложил Бодров. 

На двадцать третьем году жизни, после двухлетней службы в армии, Сергею 
казалось, что он имеет солидный жизненный опыт. Ему сейчас хотелось приласкать, 
ободрить этого закоченевшего голубоглазого восемнадцатилетнего паренька. 

- Я не курю. Спасибо, - кутаясь в серый казачий башлык, смущенно ответил Вася, 
точно стыдясь, что он, такой опытный вояка, связной командира полка, и вдруг не 
курит. 

- Тогда ешь сухарь, на! - Савва вытащил из-за пазухи сухарь и протянул Громову. 
Тот взял. 

- Слушай, Громов, - мягко сказал Бодров, - ты хорошо помнишь, в каком месте шел 
вчера с донесением? 

- Помню, товарищ старший сержант! 

- А где ты обходил минное поле? 

- Не здесь, а правее, там! - Громов показал на восток и, кивнув на Савву, 
добавил: - Мы с ним было пошли туда, но нас обстреляли. 

- Точно! - отгрызая крепкими зубами сухарь, подтвердил Савва. Сначала рассыпали 
на головы автоматный горох, а потом плюнули из самоварной трубы. Весьма было 
грустно покидать местечко, на котором обычно все спокойные люди сидят. 

От Саввиных слов стало как будто теплей и даже немножко весело. Яша, пряча 
усмешку, покачал головой. Улыбнулись и остальные. Смешно было смотреть на этого 
неуклюжего, в коротком полушубке верзилу с его катушками, карабином и огромными 
серыми, вдрызг растоптанными валенками.