- Конечно, не на Кубань. А может быть, и туда пойдем... О тебе, наверное, там 
старуха соскучилась! 

Веселый тон Доватора вызвал дружный смех казаков. 

- Да вы шутите, товарищ генерал? 

Шаповаленко растерянно дергал себя за мочку уха, где темнела крохотная дырка 
(когда-то молодой Филипп носил в ухе серьгу). 

- Не шучу, а серьезно говорю, - ответил Доватор. - Фронт большой, могут и туда 
послать. Мы люди военные. 

- Верно, - согласился Буслов, толкая Шаповаленко локтем. 

- А сейчас торопимся только потому, что боюсь к поезду опоздать. Да в армейский 
склад надо поспеть, получить полушубки и валенки. Филиппа Афанасьевича надо 
одеть, а то ему холодно будет в партизанском отряде... Найдет ли он там себе 
тетку Василису?.. 

Последние слова Доватора заглушил новый взрыв хохота. 

- Да то ж неправда, товарищ генерал! - взмолился вконец растерявшийся 
Шаповаленко. 

- Не веришь? Впрочем, ты мне вообще не веришь! А раз командиру солдат не верит, 
значит, кто-то из них никуда не годится... Наверное, я... 

- Щоб я вам, товарищ генерал... Да сроду этого не було. Да я... 

- Как же не было? - перебил Доватор. - Только что при всех заявил, что уходишь 
в партизаны, оставляешь своих товарищей, а раз так, значит, не доверяешь своему 
командиру! Ясно! 

- Да не то, товарищ генерал! - решительней и смелей заговорил Шаповаленко. - Я 
же оттого, шо сердце болит. Всю ночь ехав и думав: куда идем? Пехота смеется. 
"Швыдче, кажуть, поезжайте, а то немцы догонят". Срамота! Нигде ни одного немца 
немае, а мы - силища така - идем без драки. Що таке! 

Бойцы уже не улыбались. Каждый из них с такой же затаенной болью в сердце 
переживал нависшую над Родиной угрозу. Оставлять врагу села и города было 
невыносимо тяжело. Доватор отлично понимал это. Ему было еще тяжелей. 

- Гитлеровцы хотят захватить столицу нашу - Москву, - проговорил он негромко. - 
А мы, советские люди, знаем, что такое для нас Москва. Мы идем защищать нашу 
столицу. Вот почему мы совершаем такие длительные марши. Мы не можем отдать 
фашистам Москвы. И никогда и никому не отдадим ее! 

Все напряженно молчали. Захар Торба трясущимися руками, сам не замечая того, 
обрывал ременные кисточки темляка и машинально бросал их под ноги. Если бы ему 
вчера кто-нибудь сказал, что гитлеровцы подходят к Москве, он принял бы это за 
вранье, за насмешку. А сегодня это говорил сам Доватор! 

- Ну как, Филипп Афанасьевич, в партизаны, значит? - после небольшой паузы 
спросил Лев Михайлович. 

- Товарищ генерал, да разве я могу товарищей кинуть! 

- Сегодня же отправлю. Передай коня и приходи в штаб, - с безоговорочной 
властностью в голосе заявил вдруг Доватор и, поднявшись, ушел. 

- Ну вот, казак, хотел партизанничать, так ступай теперь, - укоряюще проговорил 
после ухода генерала Яша Воробьев. - Чекалдыкнул лишнюю чарочку, вот и выкинул 
коленце... А она, окаянная, как заиграет! Не только в партизаны, на гору Арарат 
воевать полезешь. Чалого-то кому препоручишь? 

Шаповаленко подавленно молчал. Он знал, что генерал не любит отменять отданных 
приказаний. 

- Седина в бороду, а бес в ребро, - сквозь зубы процедил Торба. Он знал 
характер Доватора и переживал за друга не меньше его самого. 

Объехав свои части, Доватор возвратился в штаб сильно взволнованным. В 
подразделениях оказалось много хромых лошадей. Поэтому бойцы вынуждены были 
отставать и вести коней в поводу. Некоторые подразделения угодили под бомбежку, 
имелись потери. Двигаться таким темпом было невозможно. Замерзшая земля 
затвердела, как железо. Некованые кони могут обезножеть. Беспокойство еще 
больше усиливала создавшаяся на фронте обстановка. Информбюро сообщало о новых 
городах и селениях, оставленных нашими войсками.