если так говорил, то он пустой и вредный хвастунишка! Излишнее увлечение и 
романтика - это усыпление бдительности. У разведчика должен быть трезвый и 
холодный расчет. На каждом шагу он подвергается опасности, и если не выдержит, 
то нанесет общему делу непоправимый вред. Умереть нетрудно, но надо дело 
сделать! - Комиссар говорил резко, напористо, не обходя острые и опасные 
положения. 

Доватор, откинувшись на спинку дивана, наблюдал за девушкой. Зина сидела на 
краешке стула около опрятно убранной кровати и смущенно покусывала губы. Слова 
Шубина о Валентине не только не были оскорбительны, а наоборот, поднимали в 
глазах девушки любимого человека. Ведь он ей говорил то же самое, и казалось, 
что комиссар подслушал сегодня их разговор с Валентином и сейчас передает его 
слово в слово. Удивительное совпадение. 

- Можно отвечать? - спросила Зина, когда Шубин закончил. 

- Да, да, отвечайте! Чему вас учил Ковалев во время музыкальных вечеров? 

- Запугивал. Говорил самые ужасные вещи... - Зина возбужденно взмахнула руками 
и рассмеялась. 

- Запугивал? - переспросил Доватор. По тону его чувствовалось, что он не 
одобряет этого. - Вот что, комиссар: запретите ему сюда ездить, добавил он 
властно, скрывая появившуюся на губах усмешку. 

- Определенно запретим, - безапелляционно подтвердил комиссар. 

- Нет, вы этого не можете сделать! - Зина умела выражаться коротко и решительно.
 - Вы не можете запретить! - повторила она сердито. 

- Мы не только запретим, но и переведем его в другую дивизию, сказал Шубин. 

- В резерв отчислим, - вставил, улыбаясь, Доватор. - Отговаривать человека от 
выполнения ответственнейшей задачи... 

- С целью извлечения личной выгоды... Заметь - в военное время! Шубин 
внушительно поднял указательный палец. 

- Да, да! - подхватил Доватор. - Здесь, брат, трибуналом пахнет! 

В слове "трибунал" Зина смутно ощутила нечто суровое, но совсем не опасное и 
ничем не угрожающее. Доватор проговорил его с шутливой беспечностью. 

Зина начала понимать, что в их посещении помимо делового разговора кроется еще 
что-то другое. Не ускользнуло от нее и подозрительное между ними перемигивание. 


- До трибунала-то, положим, далеко... - проговорила она убежденно, и в ее синих 
глазах, строго смотревших на Доватора, блеснула лукавая улыбка. Гости 
чувствовали, что девушка начинает вникать в их коварный замысел. 

- Должен вам заметить, товарищ Фролова, что у вас крепкие нервы, вполне 
серьезно заметил Шубин. 

- Должна вам заметить, товарищ бригадный комиссар, что вы ошибаетесь. Моя 
фамилия не Фролова, а Ковалева. 

На губах Зины играла насмешливая улыбка. 

- Вот видишь, генерал Доватор! Я тебе сразу же заметил, что непочтительно 
разговаривает девушка, непочтительно! Вместо того чтобы по такому 
высокоторжественному случаю, как бракосочетание, пригласить к столу, посадить в 
передний угол, она нас держит чуть не у порога, и не смей тронуть, колется, как 
ежик! 

- Прошу, прошу! - Зина по русскому обычаю низко поклонилась. 

После шуток и поздравлений сели за стол. Комдив Атланов произнес торжественную 
речь. Он говорил увлеченно и страстно, в словах его звучала упрямая, 
неистребимая жажда жизни. 

- Никакие невзгоды, никакие исторические трагедии, - сказал он между прочим, - 
не могут остановить движение жизни. В гражданскую войну после тяжелых, 
изнурительных походов в полках конницы Буденного устраивались такие веселые 
свадьбы, что от песен и пляски в хатах лампы гасли. А это значит - люди были 
сильны духом и крепко верили в победу. Никакие невзгоды не могли сломить 
человеческую волю и отвратить любовь к жизни. Я поднимаю бокал за победу, за 
любовь, за человеческое счастье на земле! 

После этого Доватор попросил Зину сыграть на скрипке. Она смущенно отказывалась.