- Назад! - крикнул Салазкин. 

Филипп Афанасьевич, возвратившись, встал под елку и, скинув с плеч карабин, 
перезарядил его. 

- Ты что, стрелять хочешь? Не смей! Демаскировка! - Салазкин поймал его за ногу.
 - Брось, пожалуйста, брось! Заметит! 

- Цыц! - Шаповаленко, выругавшись, отшвырнул его ногой. 

Самолеты без боевого разворота летели над лесом с предельной скоростью. Филипп 
Афанасьевич, загорясь кипучей яростью, начал стрелять по самолету. Вдруг над 
верхушками деревьев вынырнули тупоносые самолетики с красными звездочками. То 
там, то здесь вспыхивало яркое пламя трассирующих пуль. Шаповаленко опустил 
карабин. На лице его были и слезы и улыбка. Фашистов гнали наши истребители. 
Они стремительно неслись вслед за удаляющимися "юнкерсами". Повернувшись к 
Салазкину, Филипп Афанасьевич крикнул: 

- Ха! Молодцы! А ты сукин сын! Рваный чобот! Визжит, як недорезанный хряк! Який 
тоби батько зробил, такого трусача? Ховайся, а то вдарю! 

Казак, тряхнув карабином, повесил его на сук и, схватив саперную лопату, 
бросился к щели. У края обвалившейся ямы, отряхиваясь, стоял Торба. Из-под 
каски выглядывало выпачканное в глине лицо, над горбатой переносицей живо 
поблескивали улыбающиеся глаза. 

- Захар?! - Шаповаленко остановился с лопатой в руках, точно могильщик перед 
покойником. 

- Ого! - откликнулся Торба. 

- Попало? 

- Трошки. Бачил, що творит, сатана? 

- Дышло ему в глотку! Где Петька? Буслов? 

- Да тут мы... - Из щели показалось лицо Буслова. 

Филиппу Афанасьевичу казалось, что спокойней и добродушней этого лица он 
никогда в жизни не видел. Оно было ребячески молодо, забавно и в то же время 
мужественно и красиво. Протянув Буслову обе руки, Шаповаленко рывком вытащил 
его из щели. 

- Кони разбежались. Собирать надо! - кричал подходивший Яша Воробьев. Следом 
шел Салазкин, потирая распухшую щеку: ком мерзлой земли угодил ему в лицо. 

- Надо, хлопцы, коней... - начал было Захар, но, спохватившись, спросил: - 
Санитары где? 

- В третьем взводе перевязывают, - ответил Яша. - А у нас как будто ничего. Вот 
только Салазкина чуточку оглушило. 

- Пустяки! - Салазкин махнул рукой и робко глянул на Шаповаленко. 

Тот погрозил ему кулаком и не без ехидства проговорил: 

- Якие пустяки, целая тонна! 

- Какая там тонна, килограммов пятьдесят, - показал Захар на воронку. 

Бомба разорвалась как раз там, где лежал вещевой мешок с пожитками Филиппа 
Афанасьевича. От них ничего не осталось, кроме каким-то чудом уцелевшей 
карточки Фени Ястребовой. 

- Ось! Мама ридная... Все пропало! - кричал Шаповаленко. - Старый дурень! 
Дубина! Не мог уберечь, мурло бородатое!.. - держа в руке карточку, колотил он 
себя кулаком по лбу. 

- Да что пропало? - не выдержал Торба. - Карточка цела. А ну, дай сюда. 

Захар взял фотографию, она на самом деле была только помята и запачкана, а лицо 
Фени сохранилось полностью. 

- Все в порядке, даже улыбается! 

- А вещевой мешок, где вещевой мешок? - не унимался Филипп Афанасьевич. 

- Штаны жалко? Мыло, бритву?