Тавлиев вскочил и начал быстро застегивать полушубок. 

- Почему же не серьезно? Иди к наштакору, у него уже, наверное, готов боевой 
приказ. Слушай дальше. Я уже распорядился, чтобы подтянуть всю артиллерию. Как 
только противник выкатится из Денисихи, мы его накроем из всех батарей и 
ворвемся в Сафониху с двух сторон. Надо кончить его так, чтобы не вырвалась ни 
одна живая душа... 

Готцендорф разместил штаб дивизии в большом высоком доме сельсовета, 
рассчитывая, что русские будут стараться сохранить это здание как ориентир. 

В глубоком подполье соседнего с сельсоветом дома, у колхозницы Дарьи Петровны 
Румянцевой, на охапке соломы с распухшими ногами лежал Савва Голенищев. Около 
него поместилась с рацией Зина. Когда немцы начали занимать Сафониху, дочь 
хозяйки, комсомолка Ксюша, едва успела спрятать их в подвал. Второпях никто не 
подумал, что это место, где, по обыкновению, прячут всех скрывающихся людей, 
может стать самым опасным. 

Ввалившись в хату, голодные немцы сразу же потребовали "яйки, млеко, шпиг". Но 
ничего этого не нашлось в избе, и они вынуждены были довольствоваться хозяйской 
коровой, тут же застреленной и освежеванной. Им понадобилась картошка. 

Понимая немецкий язык, Зина слушала, как солдаты все время упоминали в 
разговоре о картофеле. Сметливая Ксюша сообразила, что фашисты могут сами 
открыть подпол и полезть за картошкой и тогда... Недолго думая, она взяла 
салазки, привезла от соседки мешок картошки и поставила его около печки. 

Солдаты бросали картошку на угли, пекли ее и ели. То и дело заходили все новые 
группы немцев. Поторчав около жаркой печки, они набирали в свои сумки картошку 
и уходили. 

Скоро мешок был пуст. Ксюша снова побежала к соседке, но та, сурово поджав 
побледневшие губы, сказала: 

- Нету, милая, уже всю растащили... А почему ты свою бережешь? Все равно 
залезут в подпол и все выгребут. Это такие!.. - соседка хмуро свела брови и 
безнадежно махнула рукой. 

У Ксюши сжалось сердце. Карие глаза девушки вспыхнули, ее миловидное лицо 
болезненно сморщилось. Ей уже начинало казаться, что немецкие солдаты залезли в 
подпол и вытаскивают Зину и этого славного раненого парня. 

Зину Ксюша знала еще до войны, не раз встречала в райкоме комсомола, вместе с 
ней выступала на слете колхозной художественной самодеятельности. Село 
Павловское находилось от Сафонихи всего в двадцати километрах. При мысли о том, 
что разведчиков могут обнаружить и станут пытать, издеваться и поволокут на 
виселицу, Ксюшу охватил ужас. 

- Что же мне делать, Анна Петровна? - умоляюще проговорила Ксюша. Мне очень 
нужна картошка. 

- Что тут поделаешь?.. - Анна Петровна неприязненно покосилась на девушку и зло 
добавила: - Кругом люди погибают, а ты из-за несчастной картошки убиваешься. 
Как только не стыдно, а еще комсомолка... 

- Да я не из-за этого, - вырвалось у Ксюши. Слова женщины больно задели ее, и 
она уже была готова выложить Анне Петровне все начистоту, но, вспомнив наказ 
секретаря райкома партии командира партизанского отряда Михайлова молчать при 
всех обстоятельствах, сдержалась. Вдруг в воздухе что-то завизжало. За стеной 
двора, где стояли Ксюша и Анна Петровна, с грохотом разорвался снаряд. Женщина 
бросилась в избу. 

- Это наши, Ксюша, наши, - поймав девушку за руку, дрожа всем телом, шептала 
Анна Петровна. 

В морозной синеватой хмари раздались частые пулеметные очереди. На белом снегу 
двора медленно оседала серая, взвихренная разрывом снаряда снежная пыль. Немцы 
с испуганными лицами, заматывая грязные пилотки полотенцами, заряжая на ходу 
винтовки и автоматы, торопливо выбегали на улицу. 

Гвардейцы Доватора, окружив 78-ю дивизию противника, приступили к ее 
уничтожению. 

Ксюша, не помня себя от радости и ничего не видя перед собой, мчалась домой. 
Еле переводя дух, она вбежала в избу. Немцев уже не было. Дарья Петровна, 
накинув на плечи дубленую шубу, испуганно посмотрев на скрипнувшую дверь, 
придавила крышку подпола валенком. 

- Ты это, Ксюша? Ох, опомниться не могу, до сих пор коленки дрожат...