- Да, можно, - немного подумав, твердо ответил Кушнарев. 

ГЛАВА 3 

Влажная от болотных испарений ночь стлала по лесу плотные полосы тумана. 
Луценко, держа в руке автомат, ходил от дерева к дереву и, прислушиваясь, жевал 
недоваренный кусок мяса. Около потухшего костра под плащ-палаткой тихо стонал 
Ченцов. Тут же вповалку лежали остальные бойцы. Дойдя до отдельно стоявшей 
кудрявой елки, Луценко останавливался и смотрел на недвижимо торчавшие из-под 
веток ноги в валенках... По ту сторону дерева, скрежеща лопатой о мерзлую землю,
 Новиков копал могилу. Постояв над убитым, Луценко подошел к товарищу и, 
остановившись над черной ямой, лаконично спросил: 

- Поддается? 

- Идет понемногу. 

Новиков, ссутулясь, нажимал на лопату и неторопливо выкидывал комья мерзлой 
земли. Земля, казалось, пахла огуречной кожурой и прелым коровьим навозом. 

- Сколько у нас осталось снарядов? 

- В десятый раз отвечаю - тринадцать! 

Новиков раздраженно отбросил землю далеко в сторону. Разогнувшись, он потуже 
подтянул на полушубке ремень. 

- Поганая цифра, - швыряя в кусты обглоданную кость, сказал Луценко и, помолчав,
 добавил: - У тебя дети есть? 

- Трое. 

- И у меня трое. Поровну, значит. Если нас обоих убьют, как раз шестеро сирот 
останется. 

- Пошел ты к черту! Меня не убьют. 

- Да и меня тоже. Это ж я шутя. Я хочу еще троих нажить. Война кончится, думаю 
организовать кузнечную бригаду из Луценков. Нас четыре братана, и все ковали. 
Деды ковали были, и сыны ковалями будут. Вот оно якое дело! Возьми-ка автомат, 
покарауль, а я трошки покопаю... к утру, может, ще для себя сгодится... Надо 
местечко покраще подобрать... 

- Не беспокойся, для твоей милости я отдельно выкопаю. Тебя вместе нельзя 
класть: никому спокою не дашь. 

- Ух ты, скаженный! - Луценко, плюнув на руки, взял лопату и, копая, добавил: - 
Сколько сюда наших товарищей покладем! Даю слово, в десять раз больше фашистов 
уничтожу. Ты с завтрашнего дня записывай, бухгалтерию заведем. 

Новиков вскинул на плечо автомат и медленно пошел к потухающему костру. Там 
были раненые: Ковалев, Ченцов, Алексеев и Нина. Это все, что осталось от трех 
орудийных расчетов. 

- Попить никому не нужно, товарищи? - присаживаясь на корточки, тихо спросил 
Новиков. 

Ночь тянется медленно, беспокойно. Лес освещается вспышками ракет и гудит 
длинными пулеметными очередями. Задремавший немецкий солдат, стукнувшись каской 
о пулеметную пяту, хотел было по привычке нажать на спуск, но руки его вдруг 
вяло и безжизненно свисли в окоп. Кавказский кинжал глубоко вошел под левую 
лопатку. Торба, сдерживая шумное дыхание, бьет еще раз. Так верней. 

С еле преодолимой брезгливостью Захар снимает с фашиста каску и надевает себе 
на голову. Оттащив труп в сторону, он садится к пулемету. Тишина разрывается 
продолжительной очередью, ярко чертят темноту светящиеся строчки трассирующих 
пуль. Через каждые тридцать минут немец давал очередь - знак того, что на посту 
все в порядке. Торба стреляет точно, минута в минуту. Недаром он наблюдал за 
этим постом в течение двух часов. 

С другими гитлеровцами разделываются Буслов, Павлюк и Савва Голенищев. 
Последний, чуть не вдвое согнув свою высокую неуклюжую фигуру, подбежал к Торбе 
и, горячо дыша в ухо, прошептал: 

- Порядок! 

Торба, кивнув головой, крепко сжимает ручки пулемета, вглядываясь в темноту. 
Савва бесшумно отползает к группе прикрытия. Теперь надо ждать. Гитлеровцы 
расположили пулеметный пост на перекрестке лесных дорог. Он прикрывает подход с 
востока, с юга и с запада. Поверяющие приходят только с севера. Немецкий офицер