- Что будем делать, Михаил Павлович? - сумрачно спросил Доватор у Шубина, 
прислушиваясь: приближался шум мотоцикла. 

- Военный трибунал разберет. А как ты полагаешь, Лев Михайлович? 

- Согласен, - сурово и резко сказал Доватор. 

Подъехал мотоциклист. Из коляски вылез начальник политотдела Уваров. За рулем 
сидел высокий командир. Это был офицер связи штаба армии. 

Уваров быстрыми шагами направился к Доватору. Поздоровался за руку. Он был 
сильно чем-то взволнован и не мог говорить. Красивое побледневшее лицо 
полкового комиссара осунулось, резче обозначились морщины, но большие голубые 
глаза блестели молодо, остро и ярко. 

Заглушив мотор, офицер связи подошел к Доватору и вручил ему пакет. 

Командарм приказывал немедленно перебросить группу в район Истра Горки. Из 
короткой армейской сводки было видно, что левый фланг армии отходит в 
направлении Истра, а правый продолжает успешное наступление. Доватору было 
приказано не допустить противника к Истринскому водохранилищу. В этом же 
приказе рассказывалось о героическом подвиге 28 панфиловцев. 

В конце было самое удручающее сообщение. 

Прочитав его, Доватор не сразу понял все случившееся. Его рука, готовая 
передать бумагу Шубину, вдруг дрогнула и исчезла под буркой. Внезапно, круто 
повернувшись, он отошел к ближайшему дереву. Лежавшие на бруствере разведчики 
видели, как генерал сломал несколько веток, отшвырнул их далеко в сторону и 
быстро вернулся обратно. 

Взглянув на сидевшего комиссара, он хотел было что-то сказать, но спазма сжала 
горло. Он чувствовал, как разум его никак не мог воспринять столь неожиданное и 
ошеломляющее известие. 

- Как же это могло случиться? - не сказал, а выдавил из себя Доватор и, 
склонившись к Шубину, горячо дыша ему в лицо, добавил: - Как это произошло? 

- Что, Лев Михайлович? 

Лицо Доватора было искажено страшной болью. 

- Панфилов... 

- Что Панфилов? 

- Погиб генерал. Несколько часов тому назад убит... 

- Да, - подтвердил Уваров, - я только что оттуда. Видел генерала... За полчаса 
перед этим он был в деревне Гусенево, поговорил со своей дочерью и поехал на 
командный пункт дивизии. Вскоре его привезли мертвого... 

Уваров замолчал и отвернулся в сторону, вспоминая, как оцепенели лица бойцов и 
командиров, которые безотрывно смотрели на бездыханное тело генерала. 

Где-то неподалеку прогремел залп гвардейских минометов. Ему яростно вторили 
пулеметы. Все молчали и как будто не слышали грохотавшего вокруг боя. 

Доватору стоило больших усилий осознать, что его боевого соседа и друга уже нет.
 Перед ним стоял живой, добродушный, улыбчивый Иван Васильевич Панфилов, всего 
несколько дней назад подаривший ему, Доватору, перчатки. Медленно подняв голову 
и посмотрев на Уварова, Лев Михайлович с тягостным принуждением, срывающимся 
голосом спросил: 

- Дочь, говорите, родная? Да-а... Знаю. Валентина. Рассказывал он... Я еще ему 
завидовал, что вместе с дочерью воюет. - Лев Михайлович, все время ходивший от 
блиндажа к дереву и обратно, вдруг остановился и, глядя себе под ноги, стал 
притаптывать валеным сапогом жесткий снег. Михаил Павлович Шубин, о чем-то 
думая, стучал по планшетке большим красным карандашом. Уваров, перечитав в 
блокноте записи, не отрываясь, смотрел на пестрые лохмотья разбитых снарядами 
елей, на разбросанные в беспорядке сучья, поваленные стволы деревьев, 
исковерканные немецкие танки с торчащими вверх надульниками... Обыкновенная 
картина только что закончившегося боя. Еще не успели собрать трофеи и 
похоронить погибших... 

Уваров, как и Доватор и военком Шубин, напрягая волю, старался представить 
героическое сражение панфиловцев с полсотней танков противника. Сегодня утром 
он специально поехал в политотдел панфиловской дивизии, чтобы узнать 
подробности этого подвига. Там ему сообщили, что на горстку людей, которыми 
командовал политрук Василий Георгиевич Клочков, противник сначала бросил