только ведает секретом успеха сложной военно-политической работы, но и знает 
горячие порывы души Доватора. 

- Я понимаю, - говорил он, улыбаясь, - понимаю генерала Доватора. Ему бы сейчас 
еще одну кадровую кавалерийскую дивизию. Не отказался бы, Лев Михайлович? 

- Что и говорить! - воскликнул Доватор, с волнением посматривая на трепетавшую 
в руках Лобачева бумагу, напечатанную на бланке Генерального штаба. 

- Думаешь, шучу? - темные брови дивизионного комиссара сдвинулись к переносице, 
умные голубые глаза заискрились улыбкой. 

Панфилов пододвинул Доватору стакан чаю, положил туда кружочек лимона и утопил 
его ложечкой. Он был рад за своего боевого соседа и ухаживал за ним с 
заботливым отеческим вниманием. 

Все сомнения у Льва Михайловича исчезли. Что-то хорошее, радостное было в 
пытливом взгляде члена Военного совета. "Целая дивизия! - мелькнуло в голове 
Доватора. - Да тогда моя кавгруппа превратится в корпус! Вот погулял бы по 
тылам! Эх, развернулся бы!" 

- Вообрази себе, генерал Доватор, кадровую кавалерийскую дивизию! продолжал 
Лобачев. - Каждый эскадрон имеет отдельную масть коней: гнедые, вороные, серые..
. Сам понимаешь, кадровая! 

- Какая дивизия? Я все дивизии знаю. 

Лев Михайлович поднялся, неторопливо одергивая полы кителя, и засыпал 
командарма вопросами: 

- Где она сейчас? Где стояла? Как идет? 

- В пути, скоро будет, вот документ. 

Лобачев с гордым видом потряс уведомлением о движении дивизии из района Средней 
Азии. 

- Следует по своему назначению... Получишь полностью, непременно получишь... А 
сейчас нужно обходиться тем, что есть, - сказал серьезно и медленно командарм 
Дмитриев. 

- Но ведь кавалерия должна наступать сейчас, - проговорил Доватор глухим, 
прерывающимся голосом. 

"Гнедые, серые, рыжие..." В горячем воображении Доватора уже шли где-то эти 
кони, дразнящие, покачивая вьюками. Но где они и скоро ли будут? 

- Наступать, я должен наступать! - нетерпеливо и горячо произнес он. 

- Да, наступать, - веско подтвердил Лобачев. 

Участников совещания командарм пригласил на обед. Коньяк освежил Доватора, но 
настроение у него было неважное. Лобачев, точно нарочно, сел рядом и, с шутками 
и прибаутками положив ему в тарелку внушительный кусок гусятины, сказал: 

- Съешь гуся и не обижайся. - Налив коньяку, он перемигнулся с командиром, 
чокнулся с Доватором и опрокинул рюмку. 

Аппетитно закусывая, Лобачев ласково посматривал на хмурившегося Доватора с 
примирительным добродушием, а потом, неожиданно склонившись, тихо спросил: 

- В рейд по тылам противника собираешься? 

- Собираюсь. 

- Вот и хорошо! В недалеком будущем пойдешь километров на сто пятьдесят и 
побольше, - приказывающим, исключающим всякую шутку шепотом произнес он и веско 
добавил: - Будешь готовить весь корпус. 

- Есть все-таки дивизия, товарищ бригадный комиссар? 

- Будет, раз я говорю. На этот раз задача будет еще серьезней. Погонишь немцев 
далеко на запад. 

После ужина Доватор шумно вышел в сени и быстро спустился по лестнице. 
Окрыленный неожиданной радостью, он вскочил в седло и, разбирая поводья, весело 
спросил подъехавшего Шаповаленко: 

- Замерз, старик?