вместе в тылу... 

- Стой, Илья! - перебил Захар и, склонившись к Кушнареву, горячо, взволнованно 
сказал: - Эта девушка для меня дороже родной сестры, понял? И кто о ней думает 
плохо, тому, Илья, надо отрубить башку! 

- Руби мне первому, - коротко и покорно сказал Кушнарев. 

Он только сейчас понял, как незаслуженно обидел друга. 

- Как ты мог подумать, Илья? 

Торба укоризненно покачал головой. 

- Тебе кто-нибудь говорил? 

- Салазкин болтал. 

- Дурак он после этого! - мрачно сказал Торба. - Ты и сейчас так думаешь? 

- Нет. Вот ты послушай... 

И рассказал Кушнарев, как, возвращаясь с задания, партизаны подобрали его 
неподалеку от Витебска... 

Во время боя его ранило в голову и засыпало землей. Когда он пришел в сознание, 
часть уже отошла. Свыше двадцати суток он брел по лесам Белоруссии и наконец 
встретил партизан. От потери крови и от голода он так ослабел, что замертво 
свалился на обочину лесной дороги. 

Очнулся он в шалаше. Перед ним сидела девушка в зеленой фланелевой кофточке. 
Она крошила в миску с куриным бульоном сухари. 

- А мы думали, что вы совсем не проснетесь, - певуче сказала девушка. - Уж 
будила, будила. Спит, як умерший. Доктор сказал, что это здоровый сон, крепкий. 
Болит тут? - осторожно касаясь его головы, спросила девушка. 

- Немножко. 

- Вылечим. Я тоже лекарь, вы не думайте. Мы недавно одного кавалериста вылечили.
 С ним в рейде были. Генерал Доватор нас водил... А этот кавалерист жизнь мне 
спас, полковника немецкого задушил! Геройский казак. Он тоже тогда двое суток 
меня все во сне кликал: Оксана да Оксана! А я тут рядом сижу. Позовет, позовет, 
я ему руку на голову положу, и он снова спит, как маленький ребенок. А вы 
какую-то другую девушку кликали, чи Наташу, чи Дашу... 

Лицо Оксаны осветилось ласковой улыбкой. 

В ответ на простодушные слова Оксаны Кушнарев отрицательно покачал 
забинтованной головой и тоже улыбнулся. Потрогав рукой повязку, он догадался, 
что она чистая и свежая, пахнущая лекарством. 

Лежал он в просторном шалаше, на мягкой подстилке. В отверстие шалаша был виден 
лес. За спиной Оксаны на сучке толстой ели висел вещевой мешок и оружие. 
Неподалеку слышались разговор и смех. По кустам стлался дым, пахло мясным 
варевом, луком и печеным хлебом. 

Кушнарев почувствовал, что страшно голоден. Покосившись на миску, он 
нетерпеливо облизал губы и закрыл глаза. 

- Будем сейчас кушать, - угадав его мысли, проговорила Оксана и, не выпуская из 
рук миски, сделала несколько смешных и неловких движений на коленях, чтобы 
подвинуться к раненому; оправив завернувшуюся сзади синюю юбку, она села на 
пятки. 

- Ну, открывайте рот, Илья Петрович, - зачерпнув ложку, она поднесла ее к его 
губам. 

- Да я и сам могу, - смущенно сказал Кушнарев, приподнимаясь на локте. 

- Не шевелитесь, - упрямо и настойчиво возразила Оксана. - Доктор велел лежать 
спокойно, и я так хочу... 

Кушнарев вынужден был повиноваться. Все для него казалось странным и новым. 
Есть из чужих рук было неловко и неудобно. Но зато как все нравилось ему! 
Особенно вкусным казался бульон и размоченные в нем сухари. А главное - было 
приятно ощущать разлившуюся по телу теплоту и чувствовать заботливое 
прикосновение рук девушки, вытиравшей ему марлевым лоскутком губы. 

- А оброс-то... колючий.