Девушка подняла на него глаза, кивнула головой, но тем не менее с прежней 
методичной неторопливостью продолжала рыться в сумке. Казалось, вмешательство 
полковника не производит на нее никакого впечатления и не может изменить ход 
дела. 

Это начинало раздражать Доватора. Он готов был прикрикнуть на нее, но удержался.
 Тонкие пальцы девушки умело вспороли ножницами бинт. Потом решительным 
движением она сдернула разорванную и грязную штанину с голени, обнажив 
розовеющую повязку. 

- Все в порядке, - спокойно сказала девушка и снова закрыла повязку штаниной. - 
Чем: осколком или пулей? - спросила она Алексея. 

- Вот тебе и раз! Ох уж эта мне медицина! Человеку ногу прострелили, и это 
называется все в порядке! Почему вы все-таки не перевязываете? Доватор готов 
был рассердиться не на шутку. 

- Повязка хорошо лежит, товарищ полковник. Мы... 

- Что мы? 

- Мы возьмем его в медэскадрон и там перевяжем. 

- Почему здесь нельзя перевязать? 

- Здесь нельзя вскрывать рану, потому что здесь грязно. 

В комнате было действительно неопрятно. Пол замусорен окурками, затоптан 
сапогами. На столе вокруг самовара и недопитой бутылки роились мухи. 

Доватор сумрачно оглядел комнату и понял, что напрасно погорячился. 

- Ты смотри, Карпенков, упрямая какая! - сказал Лев Михайлович. 

- Кубанская! - Карпенков лукаво подмигнул. 

- Ладно, везите в медэскадрон. Только лечите хорошенько! 

В сопровождении Наумова вошел Ремизов. Увидев раненого Гордиенкова, он понял, 
зачем его вызвали. Приложенная к кубанке рука, как плеть, опустилась вниз. 

- Повторите в точности утренний рапорт, - проговорил Доватор. 

Ремизов не отвечал. 

- Вы в поселке Ордынка были? Повторите: где пулеметная точка в Коленидове? 

- Мне гражданские... я проверить не успел. Наблюдал - в Ордынке тихо... - 
Ремизов умолк, да и говорить-то ему не о чем было. Ночевал он в сарае, 
переправиться за реку побоялся. Утром встретил колхозников и узнал у них, что в 
одной деревне немцы, а в другой немцев нет, названия деревень перепутал. 

- Ты присягу принимал? - коротко спросил Доватор. 

Ремизов молчал, тупо смотря себе под ноги. 

- Подполковник Карпенков, заготовьте материал для трибунала. 

Алексей лежал с закрытыми глазами. Поступок Ремизова причинял ему боль сильнее, 
чем простреленная нога. Он готов был сию же минуту встать, повторить всю 
сегодняшнюю вылазку, снова лечь под жгучие строчки трассирующих пуль, которые 
вспарывали вокруг него мохнатые, заросшие травой кочки, только бы не видеть 
позорного поведения товарища... 

Когда он открыл глаза, перед ним стояли санитары с носилками и военфельдшер 
Нина. В окно было видно ослепительно синее небо, пухлые облака, под ними 
медленно плыл самолет. Мотор убаюкивающе гудел, солнце голубоватым блеском 
сверкало на крыльях машины... 

Санитары унесли Алексея. В открытую дверь ворвался ветер, зашелестел лежавшей 
на столе картой. Доватор прижал рукой завернувшийся угол карты, хмуро покосился 
на дверь и сказал Карпенкову: 

- Приказ командиру дивизии отменить, донесение штабу армии вернуть. Скандальная 
история! 

Хотел было приказать, чтобы оседлали коня, но вспомнил, что Сокол захромал... 

"Что же, чтобы развязывать запутанные узлы и петли, надо иметь крепкие нервы и