Нина, положив голову ему на колени, как это делают дети, тихо смеялась. Она 
чувствовала, как по ее телу разливалась мягкая, успокаивающая теплота. Это 
чувство передавалось и Алексею. Ему стало удивительно спокойно и хорошо. 

Утром Гордиенков пришел на командный пункт выбритый, подтянутый, в 
безукоризненно чистом подворотничке. 

- Ваше степенство именинником выглядит, - шутливо заметил Доватор, любуясь его 
выправкой. - На вечеринку, что ли, собрался? 

- На свадьбу, товарищ полковник, - с таинственным видом ответил Алексей. 

Лев Михайлович кивнул головой. Все операции в тылу у врага было принято 
называть "свадьбами". 

- Да, у нас теперь "свадьба"! - весело и спокойно проговорил Доватор. 

Он сидел на пеньке и как ни в чем не бывало насвистывал, хотя кругом и начинал 
нарастать неумолкающий шум боя. По лесу раскатывались орудийные выстрелы, 
трещала хлесткая дробь пулемета. Немцы напирали со всех сторон. 

Над круговой обороной с самого утра нахально кружился вражеский разведчик, едва 
не задевая верхушек деревьев. Можно было ожидать бомбежки. В полках же не было 
ни одной зенитной пушки и запас винтовочных патронов был ограничен. К месту 
высадки десанта, где наши самолеты должны были сбросить боеприпасы, не 
представлялось возможным пробиться. Но ни критическое положение, в которое 
попала конница, ни превосходство сил врага, вооруженного всеми видами техники, 
казалось, не смущали Доватора. Он, по обыкновению, был оживлен, весел и 
беззаботно насвистывал. Даже Карпенкова начала раздражать эта непонятная 
"беспечность". Стараясь не показать своего раздражения, он сказал: 

- Сквернейшие дела, Лев Михайлович! 

- Сквернейшие, - согласился Доватор. - Он нам флажки готовит, как волкам... 
Хорошо бы вышло, если бы он на нас еще дивизию бросил. Очень было бы хорошо! 

- Надо все-таки искать выход, - как бы вскользь заметил Карпенков, не обращая 
внимания на последние слова Доватора. 

А выход был один: пробиваться болотом, но тогда пришлось бы бросить около 
четырех тысяч коней. 

- Вот ты и поищи... - Доватор усмехнулся. И тут же неожиданно распорядился: - 
Слушай, Андрей, прикажи Атланову: пусть он полк майора Осипова отведет от 
высотки, которую тот обороняет, метров на семьсот восемьсот в лес. 

- Отдать высотку?! - Карпенков с трудом перевел дух. - Это же... 

- Отдать! Пусть берут, - спокойно сказал Доватор. 

- Да гитлеровцы уже два дня пытаются овладеть ею! Они тогда полезут в просеку и 
будут просачиваться по краю болота. Нельзя допустить этого!.. 

- Ну и что же? Иди, Андрей, выполняй немедленно приказ! Еще раз повторяю: полк 
Осипова переходит на второй рубеж обороны. 

Карпенков сорвался с места и побежал к офицерам связи. 

- Майора Осипова и комиссара Абашкина ко мне! - крикнул ему вслед Доватор. 

Он хотел было объяснить Карпенкову тактический смысл этого приказания, но тот 
не стал дожидаться и ушел. Льву Михайловичу было досадно, что умный и 
восприимчивый начальник штаба не понял сразу его замысла. "Утомлен", - подумал 
Доватор. Карпенков действительно не спал уже несколько ночей, и сам командир 
кавгруппы не помнил, когда он нормально отдыхал. Поджидая Осипова и Абашкина, 
Лев Михайлович завернулся в бурку и прилег под дерево и вдруг, вспомнив что-то, 
засмеялся. Сегодня, под утро, накинув на плечи плащ-палатку, он отправился на 
линию обороны с целью проверить бдительность караула. В первую очередь он решил 
побывать на сторожевой заставе, выставленной полком Осипова. Бесшумно 
пробираясь по кустам, Доватор наткнулся в темноте на часового с подчаском. 

Казаки сидели в густых елочках и тихо переговаривались. 

- Наш командир всех бы фрицев порубил, - слышался голос из кустов, да ему 
полковник нахлобучку дал и приказ отменил. "В плен, - говорит, бери". Ну и 
набрали полторы сотни. Они сигарки курят да над нами похохатывают... Командир 
полка мимо проходит, аж зубами скрипит... 

Доватор неловко повернулся и зашумел плащом.