В годы, предшествующие первой мировой войне, в последние дни мира в Европе, еще 
общими усилиями европейских народов можно было остановить страшный разбег 
Гитлера. Стоял вопрос о Чехословакии. Стоял вопрос о ее защите от фашистского 
агрессора. Польское буржуазное правительство отказалось пропустить Красную 
Армию по польской земле... Как Советский Союз без этого согласия мог выполнить 
свои союзнические обязательства перед чешским и словацким народами? Предавая 
своего соседа на западе, польские правители тем самым предали и свой народ, 
отдав его на растерзание гитлеровцам. 

Пилсудский, Рыдз-Смиглы, Сикорский... Каждый из них пытался играть какую-то 
самостоятельную политическую роль, но все они были всего-навсего марионетками 
империализма. Интересы польского народа были и далеки им и чужды. Разве 
польское буржуазное правительство не отдавало себе отчета, чем грозит польскому 
государству, польскому народу вторжение гитлеровских полчищ? Они не были слепы! 
Но фашизм их страшил меньше, чем польский революционный рабочий класс, чем 
задавленное нуждой польское крестьянство, 

Когда в сентябре 1939 года в Польшу хлынули фашистские войска, мы переживали 
это как свое горе. Польскому народу грозило физическое истребление... И только 
Польская коммунистическая партия не сложила в те дни оружия, партия, загнанная 
в глубокое подполье своими же отечественными мракобесами. Силы были неравны. 
Наш народ в той степени, в какой это было возможно в то время, в той степени, в 
какой это позволяла политическая обстановка в Европе, пришел на помощь 
польскому народу. 

По инициативе польских коммунистов, находившихся в эмиграции в Советском Союзе, 
весной 1943 года был создан Союз польских патриотов. В апреле 1943 года этот 
союз обратился к Советскому правительству с просьбой разрешить сформировать на 
советской территории польское воинское соединение, которое могло бы принять 
участие в борьбе с гитлеровцами. Просьба была удовлетворена. Сначала польские 
патриоты сформировали дивизию имени Костюшко. Затем формирование выросло в 
армию. Армия получила прекрасное оснащение, современное оружие, была обучена. 
Настал и ее час вступления в бой. 

Командующий армией генерал-лейтенант Зигмунд Бсрлинг, член Военного совета 
армии Александр Завадский в сопровождении офицеров штаба прибыли на наш 
командный пункт в ночь на 18 июля, за несколько часов до начала наступления. 
Они ехали проселочной дорогой, которая методически простреливалась немецкой 
артиллерией. Мы очень волновались за своих польских друзей. К счастью, все 
обошлось благополучно. 

Легко представить нашу радость. Мы встретили дорогих гостей по-братски, 
торжественно, да еще и в часы вообще торжественные для жизни фронтовиков, в 
последние часы перед началом наступления. 

Ночь выдалась на редкость тихая, глухая. Над болотами висел невысокий, но 
плотный туман. Он глушил все звуки. Изредка и где-то далеко, за лесными 
массивами, утонувшими в полной темноте, вспыхивали зарницы и доносился гул 
взрывов. Это наши бомбардировщики наносили удары в глубоком тылу противника. 

Польские товарищи засыпали нас вопросами. Чувствовалось, что они и сами рвутся 
в бой. Их можно было понять. Впереди, не так уже и далеко пролегала польская 
граница. Недалеко был город Люблин, люблинская возвышенность, с которой, 
образно говоря, просматривалось будущее свободной Польши. За Люблиным лежали 
родные польские села, деревни, города. А там недалеко и столица Варшава. 
Исстрадавшийся польский народ ждал освободителей. 

Близился поворотный момент в истории польского народа, близилось его вступление 
в новую эру. Над Польшей занималась заря социализма. Это понимали и мы и наши 
польские друзья. 

А между тем под покровом ночи шла напряженная работа. Части дивизии первого 
эшелона сменяли последние части 60-й стрелковой дивизии. Полки и батальоны 
выходили на исходные позиции. 

Занялся ранний июльский рассвет. В лесу он вступал в свои права медленно, как 
бы даже неохотно. Сначала проступили из темноты верхушки могучих сосен, затем 
обрисовались зубчатые макушки еловых боров, ушла тьма из чащи, засверкали 
росистые поляны, поредел синеватый туман... 

Командный пункт был размещен на высоте 202. К нему тянулись провода с передовых 
НП корпусов и дивизий. Проводная связь проходила, как нерв, по оси и 
направлениям намеченных ударов. Рации еще молчали, их час не настал. 

Мы с Пожарским сверили часы еще с вечера. Я смотрел на минутную стрелку, затем 
на секундную. Пять часов тридцать минут... 

Сразу заговорили орудия всех калибров. На один километр прорыва было 
сосредоточено местами свыше двухсот стволов. Казалось, что земля поплыла под