Поговорить мы не успели. Послышалась громкая команда. Все встали. В 
палатке появились командарм Парусинов, член Военного совета армии дивизионный 
комиссар Зеленков и начштаба генерал Арушанян.
      Внимательно осмотрев собравшихся, командующий остановил взгляд на моем 
соседе.
      — Итак, начнем с разведки. Полковник Каминский, кратко доложите о 
противнике.
      Каминский неторопливо подошел к карте, взял указку и, повернувшись в 
сторону командующего, сжато я вразумительно стал рассказывать об обороне 
противника, его силах и средствах, о резервах, которые он может подтянуть к 
участку прорыва. Полковник подчеркнул, что противник организовал прочную, 
заранее подготовленную оборону. Прорвать ее будет нелегко, тем более что на 
пути наших войск — крупная речная преграда. Данные об обороне противника далеко 

не точные. Требуют проверки и сведения о его ближайших резервах.
      Парусинов поморщился:
      — Да, маловато успела разузнать наша разведка. Вот и принимай решение на 
основе таких неполных данных. К тому же вы такого страху нагоняете: верить вам 
— оборона противника вообще неприступна… Ну, а теперь, — командующий посмотрел 
в мою сторону, — послушаем, что нам доложит начальник оперативного отдела.
      Я постарался кратко оценить обстановку в полосе предстоящего наступления, 

указал на трудности, которые могут возникнуть при форсировании реки, сопоставил 

силы наступающих и обороняющихся по этапам операции. Численное превосходство 
наших войск на направлении главного удара было явно недостаточным. Поэтому я 
предложил осуществлять прорыв на относительно узком фронте и добиться здесь 
почти тройного превосходства в силах.
      — С вашим предложением, полковник, не могу согласиться. — Командующий 
поднялся. Пальцы его нервно барабанили по столу. — Если мы нанесем главный удар 

на узком участке, значительные силы противника останутся без нашего воздействия.

 А мы должны стремиться нанести ему максимальный урон в результате уже первого 
удара.
      Все попытки доказать обоснованность моих доводов успеха не имели. После 
докладов начальников родов войск и служб выступил начальник штаба. Он поддержал 

предложение оперативного отдела о необходимости сосредоточить как можно больше 
сил на участке прорыва. Парусинов слушал молча, не возражая, но когда объявил 
свое решение, выяснилось, что в нем участок прорыва определен значительно шире, 

чем предлагали мы, операторы, и начальник штаба. В этом случае удавалось 
добиться самое большое полуторного превосходства над противником.
      Учение длилось несколько дней. Было оно напряженным и довольно 
поучительным, несмотря на отдельные промахи, допущенные как руководством, так и 

исполнителями.
      В разборе учения участвовал командующий округом. В целом он дал ему 
положительную оценку, но, как и следовало ожидать, подверг критике основное 
решение за слишком широкий участок прорыва.
      
ГРАНИЦА РЯДОМ
      
      В середине октября штаб армии возвратился в город Станислав, где 
постоянно дислоцировался.
      Неделю меня не беспокоили: предоставили возможность поближе ознакомиться 
с людьми и положением дел в оперативном отделе.
      Поселился я в пустовавшей квартире. Она была просторнее и уютнее, чем 
московская, и я пожалел, что не могу сразу же перевезти сюда семью.
      В первые дни приходилось засиживаться в штабе допоздна. Но постепенно я 
вошел в колею, стали выдаваться свободные вечера. Познакомился с городом.
      Станислав — центр области, всего год назад вошедшей в состав Советской 
Украины, — оставался тихим провинциальным городом. Промышленность была развита 
слабо — несколько небольших заводов да железнодорожные мастерские. Значительная 

часть населения — бывшие чиновники, торговцы, хозяйчики бесчисленных 
ремесленных мастерских, кустари. Покончив с дневными заботами, они спешили 
укрыться за заборами и ставнями: в новом мире чувствовали себя неуютно.
      Шагаешь по слабо освещенным старинным улочкам — тишина. Редко услышишь 
цоканье копыт извозчичьей клячи да шаги запоздавшего прохожего. Только в центре,

 где разместились партийные и советские учреждения, было людно и вечерами.
      Моя прогулка заканчивалась у захудалой столовой, которая по вечерам 
переименовывалась в ресторан. От перемены названия запущенная провинциальная 
харчевня не становилась чище и уютнее, только пьяного шума в ней прибавлялось. 
Но это было единственное место, где холостяк, на положении которого я пребывал, 

мог утолить голод.
      Несколько раз поужинав холодными «дежурными закусками», я окончательно