действовали на свой страх и риск. Над полем сражения можно было увидеть 
небольшие группы наших самолетов, ведомые отчаянными смельчаками. Несмотря на 
свою малочисленность, они самоотверженно бросались на вражеские самолеты и 
бились из последних сил.
      Только к вечеру генералу Птухину в крайне трудных условиях удалось 
восстановить управление авиационными частями и перейти к организованным 
действиям. Стало известно, что за день наши летчики сбили 46 фашистских 
самолетов. Но и сами они имели большие потери в неравных воздушных схватках. 
Воздушные бойцы не жалели жизни ради победы, бесстрашно вступали в бой с 
превосходящим противником. В первые же часы войны над приграничным украинским 
городом Ровно был совершен воздушный таран. Его осуществил комсомолец лейтенант 

Иван Иванович Иванов. Летчик старший политрук К. С. Сердюцкий сбил два 
фашистских самолета. Командир эскадрильи 86го бомбардировочного полка капитан 
С. П. Жуков в единоборстве с тремя фашистскими истребителями сбил один из них, 
но и сам был подбит. Он выбросился с парашютом, с трудом добрался до своего 
аэродрома и, едва ему успели перебинтовать раны, снова вылетел на боевое 
задание. Капитан И. И. Гейбо с группой из нескольких самолетов атаковал 18 
фашистских бомбардировщиков и обратил их в бегство. Несколько позднее он, 
прикрывая наш поврежденный в бою самолет, на своем И16 пошел в атаку против 
двух «мессершмиттов» и тем спас товарища. И таких примеров было много.
      Положение на нашем фронте к концу дня оставалось очень тяжелым. Но то, 
что на ряде участков враг был остановлен, придавало нам сил, побуждало 
надеяться на лучшее,
      
ГОТОВИМ КОНТРУДАР
      
      С каждым часом становилось очевиднее, что мы имеем дело не с пограничным 
инцидентом, а с началом тщательно подготовленной войны и первой ее большой 
наступательной операцией, на которую фашистское командование возлагало большие 
надежды. Отданный войскам прикрытия государственной границы приказ — уничтожить 

вторгшегося противника и остатки его отбросить за пределы страны — оказался 
нереальным. И не только потому, что в приграничной зоне у нас было меньше сил, 
чем у агрессора, но и потому, что нападение, несмотря на принятые накануне 
войны серьезные меры по усилению боевого состава войск нашего округа, все же 
оказалось для нас внезапным, и мы не успели своевременно изготовиться для его 
отражения.
      Два обстоятельства были главными в сложившейся обстановке. Вопервых, 
ясно наметившееся в полосе прикрытия 5й армии вторжение в глубь нашей 
территории крупных сил противника, во главе которых продвигалась мощная 
танковая группировка генерала Клейста. Вовторых, значительная разбросанность и 

удаленность наших мехкорпусов и других резервов фронта от района вторжения, что 

и заставило наши войска на первых порах вести только оборонительные действия. 
Надо было думать о том, как остановить лавину вражеских войск, выиграть время 
для сосредоточения необходимых сил и средств, и только после этого можно было 
переходить к более активным действиям.
      К вечеру 22 июня ни у кого из командования и штаба нашего фронта не 
возникало и мысли о возможности немедленного контрнаступления. Лишь бы 
выстоять! Все были уверены, что и директивы из Москвы будут нацеливать нас на 
оборонительные действия.
      Примерно в одиннадцатом часу вечера начальник спецсвязи Клочков сообщил 
мне, что передается новая оперативная директива Народного комиссара обороны. Не 

дожидаясь, когда доставят документ целиком, я стал читать его отрывки по мере 
поступления.
      Начиналась телеграмма оценкой обстановки. Правильно указывалось, что 
главный удар противник наносит на ВладимирВолынский и Радзехув, в центре и на 
левом фланге нашей 5й армии. Однако итоги первого дня войны оценивались 
чрезмерно оптимистически. Указывалось, что противник лишь на этих направлениях 
ценой больших потерь достиг незначительных успехов, а на всем остальном 
протяжении границы с Германией и Румынией атаки отбиты с большими потерями для 
наступающего. С тяжелым чувством я перечитывал эти фразы. Невольно подумалось, 
что оптимизм оценок в документе из центра во многом был навеян и нашими 
довольно бодрыми донесениями.
      Мы в 15 часов, еще не располагая исчерпывающими сведениями, отделались, 
по существу, общими фразами и ничего не сообщили о прорыве двух мощных танковых 

группировок — точные данные о них мы получили лишь в конце дня. Ведь пока штабы 

корпусов обобщат накопившиеся сведения и передадут их в штаб армии, тот в свою 
очередь оценит всю эту информацию и передаст в штаб фронта, проходит несколько 
часов, а за это время в столь быстро меняющейся обстановке происходят зачастую 
коренные повороты в ходе боевых действий.
      Просматривая сейчас наши первые разведывательную и оперативную сводки, я 
с горечью убеждаюсь: в них далеко не отражалась вся та огромная опасность, 
которая угрожала войскам северного фланга нашего фронта. Какие, к примеру, 
сведения о противнике, наступавшем на нашу 5ю армию, смогли сообщить наши