глазам своим не поверил. Столько хвалебных слов, что я невольно усомнился: обо 
мне ли это? Заканчивалась аттестация выводом: «Должности вполне соответствует и 

заслуживает присвоения звания „генералмайор“.
      И все эти добрые слова высказаны человеком, которого мы всегда считали 
самым скупым на похвалу!
      Получив командировочное предписание и подобрав необходимые материалы, я 
сентябрьским вечером простился с семьей, которая впервые за всю мою долгую 
армейскую службу не следовала за мной. Сын и дочь начали учебный год, да и 
назначение состоялось так неожиданно, что о совместном отъезде не могло быть и 
речи.
      
ЗАДАНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО
      
      На следующий день я уже был в Киеве на улице Чкалова, где размещался штаб 

округа.
      Принял меня молодой командир, в петлицах гимнастерки которого 
поблескивали по три красных прямоугольника.
      — Старший батальонный комиссар Сергеев, — представился он, подчеркивая 
слово «старший».
      Начальнику отдела кадров было тогда не более тридцати пяти лет, а 
выглядел еще моложе. Но он уже обрел снисходительный тон и важность, 
свойственную некоторым старым кадровикам.
      — Мне командующий уже говорил о вас. Пока оформляйтесь, а завтра в 
одиннадцать позвоните мне. Я сообщу, когда командующий сможет вас принять.
      Попрощавшись с Сергеевым, я поехал в гостиницу. Вечером долго бродил по 
городу. В Киеве я не впервые. Но каждый раз восхищался им, его прекрасными 
зданиями, обрамленными зеленью, его улицами, которые живописными террасами 
спускаются с холма к самому Днепру, широкому, привольному и всегда затянутому 
легкой серебристой дымкой. Шеллинг утверждает, что архитектура — это застывшая 
музыка. Когда любуешься многоликой архитектурой Киева, вобравшей в себя 
вдохновение зодчих на протяжении многих веков, изумляешься целостности этого 
города. Седая древность неразрывно переплетается, гармонирует с новью. И, 
несмотря на смешение самых разных архитектурных стилей, город сумел сохранить 
свой национальный колорит. Идешь по его улицам и невольно думаешь: вотвот 
оживет мертвый камень — и ты услышишь хватающую за сердце украинскую песню.
      Переполненный впечатлениями, я долго не мог уснуть в ту ночь и потому 
поднялся позднее обычного. Да и спешить было некуда: до одиннадцати все равно 
делать нечего. Но не успел я умыться, как в дверь постучал запыхавшийся 
красноармеец:
      — Товарищ полковник, старший батальонный комиссар приказал доложить, что 
вас немедленно требует к себе командующий.
      Сергеев уже нетерпеливо поджидал меня у входа в штаб.
      — Идите, вас ждут.
      Знакомый по прежним посещениям просторный кабинет. Командующий сидел за 
столом и размашисто писал резолюцию на какомто документе. Рядом лежала 
раскрытая папка с бумагами, дожидающимися своей очереди. Увидев меня, Жуков 
бросил на стол карандаш. Суровое его лицо смягчилось улыбкой. Встал, протянул 
руку:
      — Здравствуй, Иван Христофорович. Давненько мы с тобой не виделись.
      Мне снова вспомнилась Высшая кавалерийская школа в Ленинграде. В нашей 
учебной группе оказались А. И. Еременко, Г. К. Жуков, Н. Л. Мишук, К. К. 
Рокоссовский, П. Л. Романенко, Я. А. Савельев, С. П. Синяков, В. И. Чистяков — 
люди совершенно разные по складу характера, по манере поведения. Но все они уже 

тогда были испытанными командирами — волевыми, смелыми в мыслях и поступках.
      К тому времени никто из нас еще не достиг и тридцатилетнего возраста. 
Молодые, сильные — кавалеристы отличались хорошей физической закалкой, — мы 
старались перещеголять друг друга и в учебе, и на конноспортивных состязаниях.
      Из всех нас, пожалуй, самым упорным был Андрей Иванович Еременко. С 
редким трудолюбием осваивал он довольно обширную и насыщенную учебную программу.

 Настойчивость и неутомимость остались у него на всю жизнь и с особой силой 
проявились в Великую Отечественную войну.
      Георгий Константинович Жуков среди слушателей нашей группы считался одним 

из наиболее способных. Он уже тогда отличался не только ярко выраженными 
волевыми качествами, но и особой оригинальностью мышления. На занятиях по 
тактике конницы Жуков не раз удивлял нас какойнибудь неожиданностью. Его 
решения всегда вызывали наибольшие споры, и он обычно с большой логичностью 
умел отстаивать свои взгляды.
      Особые симпатии вызывал к себе элегантный и чрезвычайно корректный 
Константин Константинович Рокоссовский. Стройная осанка, красивая внешность, 
благородный, отзывчивый характер и великолепная спортивная закалка, без которой 

кавалерист — не кавалерист, — все это притягивало к нему сердца товарищей. 
Среди нас, заядлых кавалеристов, он заслуженно считался самым опытным конником 
и тонким знатоком тактики конницы.
      Все слушатели нашей группы были очень дружны, а дух соревнования только