| |
дивизии привести части в порядок и организованно отойти.
Более спокойно развивались события в 21й армии. Когда враг нанес здесь
удар по 1й гвардейской стрелковой дивизии, командарм решительными контратаками
1й танковой бригады
— — — — — — —
* 6я армия решением Ставки была передана нам из Южного фронта.
и быстрой переброской сюда частей 297й стрелковой дивизии задержал его и
обеспечил организованный отход войск на назначенный рубеж.
Противник продолжал атаки и в полосах обороны других армий фронта. Части
38й армии, которой теперь командовал генералмайор Виктор Викторович Цыганов,
вели жаркие бои югозападнее Богодухова.
Все больше тревожились мы за свое левое крыло. Командующий 6й армией
генералмайор Р. Я. Малиновский докладывал, что связи с соседом не имеет и
фланг его обтекается немецкими дивизиями.
В это время 18я и 9я армии Южного фронта, которым теперь командовал
генерал Я. Т. Черевиченко, сражались во вражеском кольце. Танковые и
моторизованные войска Клейста уже подошли на подступы к Таганрогу. Возникла
реальная угроза их прорыва к РостовунаДону. Ставка в связи с этим начала
спешно формировать из войск СевероКавказского военного округа 56ю Отдельную
армию, перед которой была поставлена задача во что бы то ни стало удержать
Ростов, прочно закрыть ворота на Кавказ.
А нам пришлось отводить армию Малиновского. Снова измотанные
изнурительными боями и слабо укомплектованные войска фронта растянулись
огромной дугой, загнув на восток свои фланги. Но больше, чем положение нашего
фронта, нас беспокоила в те дни судьба Москвы. Гитлеровцы уже были на дальних
подступах к столице. Держаться, отвлекать на себя как можно больше вражеских
войск и тем помочь защитникам Москвы — этой мыслью жили все мы. У нас не
хватало людей, вооружения, снарядов. Мы понимали, что сейчас основные силы и
средства нужны под Москвой, и не настаивали на удовлетворении наших заявок. 15
октября Военный совет фронта принял решение о сборе трофейного оружия и
централизованном его распределении между армиями. Создавались курсы для
подготовки инструкторов по трофейному вооружению. Эта мера в дальнейшем будет
играть немалую роль до тех пор, пока наша эвакуированная на восток
промышленность не развернется в далеком тылу и не обеспечит все потребности
войск в вооружении и боеприпасах. В связи с нехваткой противотанковой
артиллерии был рассмотрен вопрос о максимальном расширении производства бутылок
с горючей смесью.
На заседании Военного совета присутствовал незнакомый мне генерал. Я
спросил Парсегова, кто это. — Из Москвы, фамилия Бодин. Вспомнил: Бодин был
начальником штаба 9й армии. О нем говорили много хорошего — умный, грамотный,
энергичный. В конце заседания маршал Тимошенко представил его: Павел Иванович
Бодин, новый начальник штаба фронта.
Через полчаса я уже докладывал Бодину обстановку на фронте. Он был
идеальным собеседником. Слушал с напряженным вниманием, не перебивая, устремив
на тебя голубые широко открытые, словно несколько удивленные, глаза. Дождавшись
удобного момента, переспрашивал, уточнял ту или иную деталь, делал замечания.
Сам Бодин говорил всегда спокойно, немного приглушенным голосом, слегка
растягивая слова. Мысли свои формулировал кратко и ясно. Он мне понравился
своей непосредственностью, живостью характера, умением на лету схватывать суть
вопроса.
Разобравшись в обстановке, Бодин попросил познакомить его с людьми. Мы
обошли почти все отделы. Павел Иванович беседовал с товарищами, интересовался
их настроением, нуждами. В тот же день он пригласил к себе руководящих
работников штаба и повел разговор о скрытности управления.
— От вас, — сказал он Д. М. Добыкину, снова возглавившему управление
связи фронта, — я требую строжайшего контроля в этом деле.
Дмитрий Михайлович сказал, что связисты, мол, и так смотрят в оба. Бодин
улыбнулся.
— Но вот эту телеграмму вы тоже смотрели. — Он достал из папки листок и
прочел: — «Вновь открытый в Борисполе сельсовет подвергается бомбардировке.
Средств противовоздушной обороны нет. Прошу выделить один
зенитноартиллерийский дивизион и одну пулеметную роту». — Начальник штаба
укоризненно взглянул на Добыкина: — Не надо противника считать глупцом. Любой
немецкий ефрейтор догадается, о каком «сельсовете» печется автор телеграммы.
Все смущенно молчали: за каждым водились подобные грешки. Скрытности
управления войсками мы учились плохо. В мирное время, бывало, проведем
несколько специальных занятий и успокоимся. А как штабные учения, то вся
информация идет открытым текстом. Каждый думал: «Ладно, мол, вот на войне все
будет подругому». И забывали, что дело это требует знаний, навыков. Вот и
получается сейчас: иной наш товарищ назовет в донесении людей «карандашами», а
танки «коробками» и искрение верит, что противник не догадается, о чем идет
речь.
В восьмом часу вечера я снова побывал у Бодина — принес ему на подпись
очередную оперативную сводку. Он тщательно отредактировал ее, похвалил
составителей и очень тактично коснулся тех мест, которые ему не понравились.
Впоследствии я убедился: Бодин умел сделать так, чтобы любое, пусть даже самое
|
|