между нами совершенно не было личных отношений. Хотя я помню о других членах 
группы, о нем совершенно не помню. По моим предположениям, Смедли имела с Кито 
прямые или косвенные контакты, и не от нее ли, думается, он узнал о моем 
желании заполучить японца, которому можно было бы доверять. Если бы Фунакоси 
был членом моей группы, то мне не было бы нужды просить Смедли познакомить меня 
с Одзаки. Как я уже писал выше, я познакомился с Одзаки через Смедли и уверяю, 
что не было никого другого, кто мог бы меня с ним познакомить. И не только это. 
Если бы Кито был членом моей группы, я бы наверное не стремился познакомиться с 
Одзаки. Дело в том, что я хотел иметь только одного способного и знающего 
сотрудника из японцев и никак не собирался создавать большую группу в пять или 
шесть человек. Кроме того, мне было запрещено Москвой брать в партнеры 
известных людей, вроде Кито. Если бы я знал, что Одзаки имеет тесные связи с 
Коммунистической партией Китая, несомненно, я колебался бы, поддерживать ли с 
ним столь тесные взаимоотношения. И, может быть, оставил бы мысль о дальнейшем 
использовании Одзаки.




ОТНОШЕНИЯ С КПК


Из Москвы мне было дано указание не иметь прямых контактов с КПК, кроме того, 
мне и не ставилось задач, которые требовали бы этих контактов. Я собирал 
информацию о КПК и направлял ее в Москву, но эта информация поступала только 
время от времени и совершенно открытыми способами. Иногда такого рода 
информацию добывали Смедли и примыкавшие к нашей группе китайцы. С тех пор, как 
прекратились мои отношения с Коминтерном и я стал работать на Советскую 
коммунистическую партию и четвертое управление РККА, мне было запрещено 
поддерживать связи с другими компартиями – я это здесь снова утверждаю. Москва 
непрерывно обращала внимание на недопустимость контактов с другими компартиями, 
особенно в моей ситуации. Для сбора информации о КПК имелась специальная группа 
Коминтерна, а кроме того, о Китайской Красной армии иногда информировала еще 
одна группа. В мою компетенцию не входили доклады по подобным проблемам, и у 
нашей группы не было полномочий участвовать в функциях КПК. Исходя из моего 
опыта в Скандинавских странах и Англии, я считал, что разведработа должна быть 
отделена от партии в каждой стране, и это мнение я сообщил московским 
инстанциям. Я покинул Коминтерн, чтобы профессионально заниматься разведработой.
 И не было никаких причин именно в Шанхае игнорировать указания Москвы или мой 
собственный опыт. После того как я стал работать в Японии, я еще более строго, 
чем в Китае, придерживался этой точки зрения. Более того, я получил указание из 
Москвы не устанавливать связей с Японской коммунистической партией.




МОИ ОБЯЗАННОСТИ В КИТАЕ


Мои обязанности в Китае можно разделить на две группы. Первая – задачи, 
поставленные мне перед отъездом из Москвы; вторая – новые задачи, которые 
появились в связи с изменением обстановки на Дальнем Востоке, то, что я сам 
выдвигал и изучал.

Мои обязанности, определенные в Москве, состояли в следующем:

1) анализ деятельности постепенно усиливавшегося Нанкинского правительства[33 - 
Гоминьдановское правительство Чан Кайши, находившееся после контрреволюционного 
переворота в апреле 1927 г. в Нанкине. – Прим.ред.] в социально-политической 
области;

2) изучение военной мощи Нанкинского правительства;

3) анализ деятельности различных группировок в Китае в социально-политической 
области, а также их военной мощи;

4) изучение внутренней и социальной политики Нанкинского правительства;

5) изучение внешней политики Нанкинского правительства в отношении всех стран, 
особенно Японии и СССР;

6) изучение политики Америки, Англии и Японии в отношении Нанкинского 
правительства и других групп и течений в Китае;

7) изучение вооруженных сил других стран в Китае;

8) изучение проблем экстерриториальности и сеттльментов;

9) изучение проблем развития сельского хозяйства и промышленности Китая, 
положения рабочих и крестьян.