- Значит, зима скоро, если опустело вокруг, - заметил Георгий Константинович 
как бы про себя. 

- Да, товарищ командующий. Здесь она примерно такая же, как и в Забайкалье, - 
подхватил командир дивизии. - Мы торопимся, принимаем все меры по подготовке к 
зиме, но не успеваем. Котлованы под землянки и казармы отрываем вручную. Грунт 
тяжелый. Инженерной техники нет. 

- Ну, это не помеха, - - отрезал Жуков. - Должны все успеть, чтобы не только 
перезимовать, но и нормально заниматься боевой подготовкой. Используйте 
саперные подразделения, проведите занятия с личным составом по взрывным работам,
 короче, все что можно, используйте. 

Каждый по-своему, но все части и соединения жили напряженной жизнью. Не видели 
покоя и штабы. Совершенствовалась система управления. Проводились оперативные 
поездки высшего командного состава, командно-штабные игры, учения с войсками, 
на которые часто приглашались монгольские товарищи. Всесторонняя учеба 
охватывала все звенья армейского организма. Борьба за высокие показатели в 
боевой и политической подготовке получила небывалый размах. 

Мне казалось порой, что мой командующий продолжал воевать - только не на поле 
боя, а на полигонах, стрельбищах, танкодромах и на степных просторах братской 
Монголии. Основной упор был направлен на тактическую подготовку войск. Этому 
уделялось главное внимание со стороны всех командиров и штабов. Последнее 
учение в Ундур-Ханском гарнизоне он провел в апреле 1940 года, незадолго до 
своего нового назначения. 

Учение было командно-штабным, с обозначенным "противником" и "нашими" войсками, 
в состав которых включались 6-я и 11-я танковые бригады и другие части, 
гарнизона. "Нашим" пришлось тогда быть и мне, поскольку по моей просьбе в 
январе 1940 года, я был назначен командиром танковой роты родной 11-й бригады. 

На учении отрабатывалось применение танковых войск в наступательной операции с 
целью ввода их в прорыв для развития успеха. Последнее в то время было модной 
темой, и ему обучались все категории офицеров и войска в целом. А вот 
организованным способам и тактике отхода и выхода из-под ударов превосходящих 
сил противника никто не учил: установка свыше нацеливала на единственное 
условие - бить врага на его территории. Как показала Великая Отечественная 
война, здесь была допущена большая ошибка. 

После учения я был приглашен в гостиницу, где размещались Г. К. Жуков и М. И. 
Потапов. Мы пили чай. Командующий интересовался моей службой, шутил и 
внимательно следил за тем, чтобы я был сыт и доволен. В конце беседы он 
приказал командиру бригады А. И. Алексеенко и начальнику политотдела полковому 
комиссару С. С. Зацаринскому осенью направить меня в академию на учебу. К 
сожалению, время распорядилось иначе. 

В основе личной подготовки Георгия Константиновича, помимо других форм и 
способов самообразования, лежали разбор и осмысливание различных боевых 
операций, осуществленных преимущественно в недалеком прошлом. Скрупулезно 
анализировал он ход событий первой империалистической и гражданской войн, 
марш-походов гитлеровской армии по странам Европы. 

Кроме того, в его отменной памяти отложились характерные черты наступательных и 
оборонительных операций различных эпох, в том числе и оригинальные решения 
различных полководцев в критических ситуациях. 

Гигантский труд при выдающихся природных качествах позволили ему стать 
обладателем фундаментальных познаний, трансформировать их для потребностей 
нового времени, выработать творческий подход к их практическому применению. 

Помнится, я даже недоумевал: почему Жуков, находясь в Монголии, вне пределов 
нашей Родины все чаще в мыслях обращался к Белоруссии? Ответа я не находил. А 
он часто рассказывал о своей службе, о маневрах в районе Смоленска, Минска, 
Молодечно, Бобруйска и Бреста. Говоря о них, он обязательно подчеркивал их 
огромное оперативное и стратегическое значение. По его специальному заданию 
была подготовлена карта 1:500000 - от западных границ до линии Калинин-Брянск, 
с которой он постоянно работал. Поначалу я связывал это с воспоминаниями о его 
долгой военной службе в БВО и лишь позже по достоинству оценил его 
прозорливость, политическое чутье, логику мышления. 

Далеко идущие выводы о последствиях столкновения Красной Армии и гитлеровских 
полчищ он стал делать давно. Мне припоминается 17 сентября 1939 года. Командный 
пункт на горе Хамар-Даба. Вторые сутки относительно мирной жизни. Солдаты в 
окопах вдоль восстановленной границы. 

Вскоре командующий собрал всех своих заместителей, ответственных офицеров штаба,
 начальника политотдела и информировал их о переговорах с японским 
командованием. Потом завел речь о наступлении наших войск с целью освобождения