|
Мне вспоминается начало октября 1939 года, когда стало ясно, в какие пункты
дислокации должны уйти войска, которые находились в районе Халхин-Гола. Военный
Совет потребовал от командиров соединений и отдельных частей освоить отведенные
районы в сроки, указанные в приказе командующего, укрыть войска до наступления
серьезных холодов и поддерживать в них постоянную боевую готовность.
Чтобы обеспечить выполнение поставленных Военным Советом задач, М. С. Никишев
мобилизовал весь партийно-политический аппарат. Активизировалась роль партийных
и комсомольских организаций. Вся тяжесть политического руководства была
перенесена непосредственно в части и подразделения.
Помню, как в морозные дни ноября в Тамацак-Булаке, Улан-Цэрэге, Баян-Тумэне
(ныне Чойбалсан) взрывалась уже промерзлая земля: строились казармы, землянки
для командного состава, водомаслогрейки, колодцы. Заготавливалось также топливо
и многое другое, что требовалось для нормальной жизни войск. Несмотря на
трудности, личный состав был полон бодрости и оптимизма. У походных кухонь, во
время обедов на морозе, звучали солдатские прибаутки, розыгрыши, частушки. В
частях 82-й и 57-й стрелковых дивизий, в танковых бригадах царили высокая
дисциплина и организованность, исключавшие чрезвычайные происшествия.
В апреле 1940 года, незадолго до вызова в Москву, Г. К. Жуков провел крупное
оперативное командно-штабное учение с привлечением войск Ундурханского
гарнизона. На разборе его итогов руководство армейской группы особенно
придирчиво оценивало тактическую выучку войск, оперативную подготовку
руководящего состава, штабов, партийно-политическую и воспитательную работу в
войсках. М. С. Никишев в своем выступлении подчеркнул мысль о том, что
необходимо учитывать нарастающее напряжение международной обстановки. А потому
надо усилить идеологическое влияние на бойцов и командиров, доходчиво
разъяснять политику нашей партии и правительства на современном этапе
строительства социализма. Заключая разбор, Г. К. Жуков поддержал его и приказал
обратить внимание на молодое пополнение бойцов и командиров, не принимавших
участия в боях.
Как известно, политическая работа в войсках опиралась тогда на документы XVIII
съезда партии, прошедшего в марте 1939 года. В них была дана обстоятельная
оценка международной обстановки, отмечена растущая агрессивность Японии.
Комиссары, политработники и все армейские коммунисты разъясняли личному составу
материалы сессии Верховного Совета СССР, в которых указывалось, что "...
Советское правительство не будет терпеть никаких провокаций со стороны
японо-маньчжурских воинских частей на своих границах..."{47}.
Тем не менее, в первой половине 1939 года, после начала боевых действий на
Халхин-Голе, и даже в оборонительный период в работе политического отдела
корпуса, а затем и армейской группы, как и в работе политотделов ряда
соединений и политаппарата частей, все еще имелись недочеты. Командующий Г. К.
Жуков не раз указывал на них. Особенно это касалось связи политорганов с
командованием и штабами, что выражалось в слабом информировании командования о
состоянии частей, о дисциплине, поведении командиров, политработников и бойцов
в бою.
Придавая важное значение усилению политической работы в войсках в боевой
обстановке, Центральный Комитет партии в начале августа направил на Халхин-Гол
начальника Политического управления Красной Армии армейского комиссара 1-го
ранга Л. З. Мехлиса. В то время развертывалась подготовка к генеральному
наступлению. Ознакомившись с обстановкой, Л. З. Мехлис провел совещание с
руководящим составом Управления армейской группы. От политорганов он потребовал
усиления всех форм воспитания советских воинов и тесной увязки ряда вопросов с
политорганами армии МНР. Уточнил содержание пропаганды, направленной на войска
противника.
После этого Г. К. Жуков вместе с М. С. Никишевым и начальником политотдела П. И.
Гороховым определил мероприятия по выполнению полученных указаний. Был
несколько уточнен план партийно-политического обеспечения операции с тем, чтобы
не раскрыть нашей подготовки к наступлению и в то же время пробудить высокую
активность войск, укрепить дисциплину, совершенствовать тактическую выучку с
учетом опыта проведенных боев.
Важно было сохранить день начала наступления - 20 августа - в тайне. В
политорганах о нем знали только начальник политического отдела дивизионный
комиссар П. И. Горохов и его заместитель - батальонный комиссар С. И. Мельников.
Чтобы скрыть истинный срок от противника, политический отдел составил два
плана. Один - для широкого пользования, рассчитанный до 18 августа. В нем
говорилось об упорной обороне на занимаемых рубежах, но мероприятия
политорганов нацеливались на подготовку войск к решительному разгрому врага.
Второй план - по 20 августа - являлся строго секретным, и потому им
пользовались только начальник политотдела и его заместитель.
Строгость и официальность поведения Л. З. Мехлиса определялись его высоким
положением и ответственностью перед ЦК ВКП(б). В то же время завидная
опрятность и подтянутость армейского комиссара отдавали некоторой напыщенностью,
|
|